Сетунь

Рустам молчал, и непонятно было, согласен он с женой или нет.

Тина разрыдалась.

– Возьмите и меня с собой, – попросила она врача.

Михаил почувствовал повисшее в воздухе напряжение. Казалось, не только Тина – все ожидали его ответа, словно от этого зависело нечто важное. Ему показалось, что Рустам и Наташка обменялись быстрыми взглядами. Подошедшая Сакина прислонилась к Тине и обняла ее, бессмысленно улыбаясь. Михаил отметил про себя, что девочка почти догнала Тину ростом. Да и Джаник вытянулся в последнее время. Дети взрослели на глазах.

– Сейчас не могу, – отозвался он. – Дорога опасная, да и кто знает, как нас примут. Если устроюсь там, вернусь потом за тобой.

На самом деле ему было страшно жаль ее. И в душу уже начали закрадываться сомнения. Что, если и вправду взять ее с собой? Ведь ясно же, что если ему удастся дойти с Иркой до метро, назад, в бункер, он не вернется уже никогда. А Тина ведь, в сущности, всегда любила его. И проявила себя, если не считать неприязни к Ланке, в общем-то хорошим товарищем. Да, была у нее манера на всех смотреть свысока. Но она очень изменилась за эти годы. Разве плохо, если рядом будет близкий человек? Правда, она хочет бросить дочь, но ей виднее – она мать, в конце, концов. Может, она считает, что больше не нужна Наташке. Что та уже самостоятельна, раз завела свою семью. Девушка же вовсе не кинулась упрашивать мать остаться с ними, словно ее и такой исход вполне устраивает. А сам он, к стыду своему, так и не научился смотреть на Наташку как на свою дочь.

Тина, чувствуя, что он сомневается, принялась упрашивать его с удвоенной силой. И он нехотя обещал подумать. А для начала она уговорила его взять ее с собой на ближайшую охоту – собиралась доказать, что не будет в тягость. Они хотели обеспечить детей продуктами хотя бы на первое время, хотя Рустам уверял, что справится сам.

Днем она неожиданно остановила его, когда он отправлялся осматривать генератор.

– Знаешь, нам нужно кое о чем поговорить.

– Давай завтра, – устало сказал он, думая, что она снова хочет выяснять отношения.

– Хорошо, завтра, – легко согласилась она. – Просто, знаешь, меня иногда беспокоят дети…

Но это было сказано уже ему в спину. И он удивился – при чем тут дети? Он считал, что говорить она хочет о будущем походе, и почти уже готов был взять ее с собой.

Вечером они вышли наружу. Михаил тоскливо огляделся вокруг, словно ожидал по старой памяти, что в руку ему вот-вот уткнется черный нос. Но кругом стояла тишина – ему показалось, что враждебная. На секунду мелькнуло желание вернуться. Но он взял себя в руки. Надо добыть еды – и с собой, и тем, кто остается. Они дошли до намеченного подъезда, осмотрели несколько квартир. Набив рюкзаки консервными банками, спустились обратно по лестнице – и тут услышали чье-то сопение. Тварь, похожая на собаку, но с крысиной мордой, глядела на них красными глазами. Таких он раньше не видел здесь. Впрочем, он уже ничему не удивлялся. Михаил поднял автомат, и тварь метнулась в сторону. Они осторожно вышли, прошли несколько шагов – и тут эти мерзкие создания полезли отовсюду. Михаил с изумлением заметил, что его они как будто сторонятся, зато сжимают круг вокруг Тины. Женщина вскинула охотничье ружье, звери шарахнулись, но один, самый наглый, взревел и изготовился к прыжку. Михаил нажал на спусковой крючок, очередь прошила тварь, но та лишь коротко взвыла – и прыгнула. Почему не стреляет Тина? Он оглянулся на нее, успев заметить, что она лихорадочно жмет на спуск – осечка, что ли? И в следующую секунду мускулистое тело сбило ее с ног, зубы рванули противогаз, подбираясь к горлу. Михаил дал еще очередь, собаки шарахнулись в стороны, но было поздно. Тина лежала у его ног, кровь хлестала из растерзанного горла, она дернулась – и обмякла. Михаил поднял ружье – как бы там ни было, оружием разбрасываться не приходилось. Постоял над телом, не зная, что делать. Не нести же ее в бункер, где ее увидит дочь – растерзанную, страшную. Лучше уж оставить здесь, но не на съедение монстрам. Михаил увидел люк, долго возился с крышкой, наконец, отодвинул и опустил туда тело, испачкавшись в крови. Все это время собаки находились поблизости, злобно ворчали, но не решались наброситься. Казалось, они его боялись.

Вернувшись в бункер, он был не в состоянии отвечать на вопросы. Наташка подошла, уставилась на него:

– А мама?

– Держись, девочка, – пробормотал он. Рустам обнял Наташку, погладил по голове, а сам пристально глядел на Михаила. Тот переломил ствол ружья Тины.

– Оружие ее подвело, – пробормотал он. – Странно, я же его всегда смазывал.

И осекся. Ружье было не заряжено.

Он опять поймал испытующий взгляд Рустама. И развел руками, одновременно пожав плечами.

– Как она могла? О чем думала? Надо было мне проследить, но кто ж знал…

Наташка вдруг забилась в истерике. Она вырывалась из рук Рустама, отпихивала его и кричала:

– Мама! Мамочка! Прости! Прости!

– Ничего, – буркнул Рустам, пытаясь удержать девочку. – Сейчас пройдет.

– Мамочка, это я! Я во всем виновата! – орала та.