Севастополист

Наверху, под самым потолком, я увидел огромный плакат с очередной непонятной мне надписью: «Make Piece of Love in This Peace of Shit». Наверняка это из той же серии, что и Северная Вирджиния, решил я, – то есть то, что нужно знать, чтобы соответствовать коду, при этом не понимая смысла.

– Решил развеяться? – раздался голос за моей спиной, и я вздрогнул. Но едва повернулся, испуг тут же прошел: это был Судак.

– Да, – ответил я, стараясь придать голосу невозмутимости. – Мне что-то не по себе от всего, что творится.

– Послушай приятную музыку, пережиток! – кивнул Судак. – Она все наладит.

– Никогда не знал, как делается музыка, – признался я.

– Правда? – Мой собеседник скорее изобразил удивление, чем удивился. – Мы в Севастополе тоже не знали. Это Цветник, здесь производится все, что ты мог слышать внизу.

– Но почему именно здесь? И так? Все это выглядит очень странно.

– В мире нет ничего, что не выглядело бы странно, – ответил Судак. – И Башня не исключение. Помнишь, я говорил тебе, что у ветхих была наука? Что в былом случались войны. Многим хотелось повести Башню по другому пути, им казалось, что уж они знают лучше, понимают больше, а тех, кто не согласен, убедят или заставят. В Севастополе тоже не всем нравилась Башня. Да что там Башня – сама идея Башни, едва она появилась.

– Но как это связано с наукой? Ведь они работали, чтобы всем жилось лучше?

– Военные тоже считали, что работают, чтобы всем жилось лучше. В былом нашей Башни полно интересных страниц. Они заключили союз – и наука, ну, не вся, а часть ее, работала на тех, кто решил установить в Башне порядок, положить конец мелким войнушкам и склокам. Начинание было благородным, и наука поддержала его. В течение множества поколений в этом зале ковались самые передовые военные технологии. Правда, он тогда не был под куполом – мы потом перенесли его сюда, но технически это несложно. И тогда здесь воцарилась музыка. Теперь военный штаб законсервирован, науки больше нет, а технологии… – тут он замялся.

– Технологии утрачены? – Я сделал попытку угадать.

– Нет. Скорее, они приняли другую форму.

– Какую?

– Вот эту. – Лысый показал на музыкантов.

Я молчал.

– Тут делают музыку, которую передают вниз, – пояснил Судак. – Пока что они репетируют, а после репетиции будет запись. Потом, – флегматично продолжил он, – эта музыка окажется внизу. На ней будут взращиваться новые севастополисты, как происходит уже много поколений подряд. Музыка – наш самый сильный магнит, без него и половины тех, кто пришел из города, не оказались бы в Башне.

– Как музыка попадает в Севастополь?

– Ну, про «у сороки на хвосте» ты уже знаешь, – улыбнулся Судак. – Да, для меня тоже было удивлением, когда я узнал, что сороки занимаются не только весточками-приглашениями в Башню. Нет, они продались Башне с потрохами! – рассмеялся он. – И вовсю занимаются вербовкой. Но помимо них мы используем и старые проверенные технологии. Например, выстрелы. Здесь, в конце зала, стоит несколько старых установок, которые выходят во внешний мир. Они могут придать серьезное ускорение небольшому, компактному предмету и отшвырнуть его на значительное расстояние от наших стен. Согласись, неплохо? – Я кивнул. – Ну а выбор способа зависит от самой музыки. «Горемыка», например, – для внутреннего пользования. И вправду, кто бы захотел в Башню, услышав в Севастополе «Горемыку»?

– А «Опять 18» тоже пишут здесь? – спросил я, вспомнив любимую музыку. – Их-то наверняка выстреливают.

– О да, и летят они дальше всего, – рассмеялся Судак. – «Опять 18» – мощнейший импульс для того, чтоб севастополец вроде нас с тобой захотел сюда.

– Вот только завлекает «Опять 18», а внутри играет «Горемыка», – заметил я.

– «Горемыка» играет нам, рассуждающим, – сухо ответил Судак. – В Цветнике каждый находит свой запах. Но это не поле сухого куста, где не пахнет ничем. Понимаешь?!

– Цветник, – задумался я. – А когда я вошел, меня затошнило.

– Нам пора идти. – Судак развернулся, сделав вид, что не услышал меня. Я в последний раз взглянул на музыкантов.

– А если снова война? – спросил я. – Чем с ней бороться – запахом, песнями? У вас конфликт с героями. А вдруг…

– Поколения сменились, Башня жила без войн и проживет еще. В них просто нет необходимости, потому что здесь все на своем месте, – ответил Судак. – В том числе и герои. Они бунтуют не ради того, чтобы переустроить Башню.

– А ради чего? – спросил я. – Чтобы восстановить Осколок? Чтобы вернуть себе то, что им и так принадлежит?

Лысый шагал молча и только возле самой границы свадебного зала вдруг резко повернулся и приблизился ко мне. Я впервые увидел на его лице не просто раздражение, а настоящий гнев. Впрочем, этот гнев тут же исчез, как вспышка на экранах гостей свадьбы.

– Ты ведь не за них, правда? – произнес Судак, и я промолчал: его вопрос не требовал ответа.

Он хотел добавить что-то еще, но в зале раздались крики:

– Еда! Еду везут! Мы будем жрать!