Я вернулся в комнату, заперся и стал набирать в вотзефаке буквы.
«А ты что, внизу и пишешь? – отозвался друг. – Это, наверное, розыгрыш».
«Здесь чудесное место, есть связь!»
«Рад, что ты жив, дружище, – ответил Инкер. – Да, я сбежал со второго быстрее тебя, мчу все выше и выше…» – Я заметил, что эта фраза вполне могла быть шуткой, по крайней мере, Инкер явно улыбнулся бы, если говорил бы это вслух. Но он давно не прикреплял к своим сообщениям «желтых». Да и вообще никто не прикреплял.
«Хотя знаешь, – продолжил друг, – лучше бы я остался на Потреблении. Да, я иногда жалею».
«На тебя не похоже, – приободрил я. – Не кисни, ведь я скоро…»
«Меня не нужно утешать, пока что все нормально. Вот только… Знаешь, у меня есть подозрение, что нас обманывают. Нас всех крупно обманули там, внизу. И не прекращают это делать».
Мне стало не по себе. Признаюсь, меня самого посещали подобные мысли, и, надо сказать, все чаще. Но как я хотел заблуждаться, как я хотел, чтобы мне это только казалось! Инкерман рушил и эту надежду. А еще друг, называется!
«О чем ты?» – спросил я.
«Формально все уровни разные. Но, понимаешь, по своему содержанию, как бы тебе объяснить, они все хуже и хуже».
«А что с твоей лампой?» – спросил я.
«Что с ней? Да хрен с ней», – появилось на экране.
«Вы уже встретились с Фе?»
Инкерман – а вернее, экран вотзефака – молчал, хотя странно: о чем было думать? Вопрос ведь простой: либо да, либо нет.
«Ты ведь знаешь, – появились наконец буквы. – Она ждет только тебя».
Я, конечно, думал, не остаться ли тут, возле Сервера, без шумихи и прощаний, в секрете и тайне от всех. Думал не всерьез, но мысль то и дело мелькала. Сообщение от Инкермана развеяло эти, пусть и небольшие, сомнения: нужно двигаться дальше. Конечно, нужно. Может, было бы и хорошо облучиться верой, раствориться в ней. Или вернуться на уровень ниже – плюхнуться в кресло к братьям Сакам, сказать: «Ребята, я все. Вот вам моя лампа, делайте с ней что хотите. Дайте мне почитать».
Я содрогнулся.
«Инкерман, – набрал я так поспешно, как только умел. – Я иду. Немедленно».
«И даже не хочешь узнать, что здесь?»
Мне вспомнились странные ответы Керчи и Тори, и я понял, что ничего не пойму, даже если Инкер напишет. Да это было и не важно.
«Поднимусь – узнаю», – написал я решительно.
«Думаешь, оно тебе нужно?»
«Вот гад, – во мне проснулась злость. – Он что же, меня отговаривает?»
«А ты думаешь, у меня есть выбор?» – ответил я.
И больше не смотрел на вотзефак.
V. Созерцательный порт
Я был в бреду. На описание того, что происходило со мною, не хватает других слов. Но и это смешно – ведь многие о каждом шаге говорят «в бреду», да и что в ближайшем рассмотрении не кажется бредом? Но бывает ведь бред, в который веришь, который проживаешь и чувствуешь, как реальность. Да что там говорить, вся жизнь так или иначе состояла из этого ощущения. Взять те же небосмотры. Ведь если вдуматься, такое поведение людей, да еще и массовое – целого огромного, не считая нас, отщепенцев, города, – могло бы быть воспринято как наваждение, помутнение рассудка смотрящего, сон, наконец. Но нет, они были – и были реальней, чем многое, что составляло нашу городскую жизнь.
И только в Башне, чем выше я поднимался и чем больше знакомился с людьми и их занятиями, тем большим бредом мне казалось все, что происходило здесь; город же, оставленный внизу, виделся светлым, залитым лучами прекрасного солнца, которого я лишился здесь, недостижимым идеалом. Все, кого я встречал, ни за что не спустились бы в Город – ни родившиеся в Башне, ни поднявшиеся, ни вновь прибывшие, как наша маленькая компашка. Им всем было хорошо, и, стань вдруг реальной возможность выйти в двухэтажный Севастополь, никто не воспользовался бы ею. С другой стороны, что я знал об этих людях, кроме того, что они сами говорили мне или друг другу? Разве можно узнать людей по одним только их словам? Что я знал о той же Фе, к которой всякий раз, при каждой встрече – как казалось мне – то вспыхивали, то зажигались робко чувства?
Что я знал о ней? Ничего, как не знал ничего о мире, о себе и о Башне. И я говорил с ней в бреду, мне хотелось знать. Мне хотелось думать, что я говорил.
– Мы многое прошли, – говорил я, – с тех пор, как попали сюда впервые. Мы попадали в странные переделки, едва не погибали, совершали немыслимые поступки, до которых никогда бы не додумались внизу. И вот мы поднимаемся все выше… Но скажи мне, избранная Фе! Тебе открылась здесь истина? – спрашивал я.
– Истина? – Девушка удивленно вскинула брови, словно я пробудил ее ото сна, но тут же снова стала спокойной, как будто ее ничего не тревожило. Мы плыли в пространстве без очертаний, и ничего не было, кроме наших лиц, обращенных друг к другу.
– Наверное, – сказала Фе. – Мы узнали, что такое вотзефак. Мы столько всего попробовали. Узнали, что есть лампа, которую нужно нести, что есть люди, которые выбирают свой путь, проживают жизни, совсем не похожие на наши. Что у людей, поколений есть такие огромные возможности – придумать все это, построить, создать.