А надо было бы тогда – с выручкой от продажи – вместо того, чтобы притворяться спящей в поезде на белорусской границе, ради удовольствия, «в качестве эксперимента», как сказал бы Миша, спрыгнуть и пуститься в бега. Проверить, как долго я смогла бы с нею бегать по лесам и полям и докуда добежала бы, пока доллары в карманах малахитовых тренировочных штанов не закончились и не растаяли как дым.
Писатель сказал тогда, в том идиллическом мае за год до Майдана, что на Украине создаётся впечатление, будто Вторая мировая война ещё не закончилась. Всё очень, очень политизировано. Я ничего не сказала, ибо, как я поняла год спустя, я не поняла его высказывания.
Моя тема не ценная, моя тема инфляционная. Кстати, недавно я видела статистику: в начале 90-х людям в распавшемся Советском Союзе жилось не легче, чем во Вторую мировую войну и сразу после неё.
Переломы. Несколько поломок. Взломы, много взломов, даже и с двумя, и с тремя дверьми одна за другой, тяжёлые деревянные и металлические двери, их начали всё чаще устанавливать на свои квартиры. Поэтому я так люблю открытки с дверями из разных городов – они стоят в ряд в своей естественности, даже не подозревая о ценности того, что за ними стоит. Кому не повезло, того не только обокрали. Но некоторым везло. Или не везёт долго помнить.
Мы жадно впитывали солнце.
Он никак не мог поверить, что я двадцать лет не была в Крыму.
Мы только делали вид, что говорим между собой
Я говорю харьковскому поэту: давай учредим свой Крым, по-настоящему автономный. Продолжим крымский конструктивизм в издательствах Харькова, распространим на Москву, Киев, Минск, пустим листовки плавать по Цугскому и Цюрихскому озёрам, как кувшинки Клода Моне, вверх по Лиммату и Зилю, вдоль Рейна и Дуная, пока не застынут в памятники танки, на которые взбираются уже три поколения, считая их волнующими космическими – или хотя бы морскими – кораблями. Главное, чтоб за рулём сидели дети.
Концепцию надо ещё продумать, со следующим арбузом, будущим летом. Однако жизнь живётся без черновика, она пишется сразу начисто, даже если пишется на грязи – нам следовало бы меньше надеяться и больше действовать, прямо тогда, на месте.
Разослать по всему миру наш пакет «Крым как раньше». Излучить его, приобщить к нему других, и насадить его собратьев в подходящих местах в Швейцарии, во Франции, Италии, Испании и Португалии,
Мой старший брат, врач, которого ты мне почти заменяешь, советовал, когда я волновалась попусту:
Нам бы флаг раздобыть. Смастерить. Нечто, что можно начертать на знамёнах. Жадан, пиши стихи. Нет, слова отслужили своё. Мы страдаем от вербальных оборотов и переворотов, мы перегорели, истекли в этот слишком яркий западный мир, который тоже влился в наш, техника «по сырому». Хотя ты скоро вернёшься, ты тоже выжженный. Крымское солнце не ведает крема от солнца, оно само крем, который мы наносим не наружно, а подкожно, в железную дорогу кровотока.
Я опять страдаю от анемии.
Ты убегаешь прочь, за рыбками с моим сынком.
К тому же я целиком за резьбу по дереву (мы меняем цвет шаблонов), за прочные материалы, в которые мы встраиваем наши языки, словоместа, пожеланья жилья и фотосубъективы. Я полностью за визуальные медиа, иначе мы не опознаем Крым в другом месте и не сможем распространить его. Это было бы жаль – не установить его как следует в дружных точках мира. У нас много инструментов, чтобы осмотреть Крым здесь и сейчас, и не в последнюю очередь на берегах укрощённого мореозера, чем уличать полуостров в изоляции.