Севастопольские записки

— Самому хочется поскорей, — ответил Иван Ефимович, — но не все делается, как хочется. Вон под Москвой стукнули фашистов. Придет срок, всыплем им и здесь. Вам-то рассказывали о разгроме немцев под Москвой?

Видимо, немецкие наблюдатели засекли нас. Завыли мины, снаряды. Командарм сразу посуровел.

— Вы извините меня, больше быть у вас не могу. Дел у меня, сами понимаете, немало. По свободе заеду еще — И, скомандовав бойцам «по местам», медленно пошел вдоль траншей к наблюдательному пункту командира полка. А сзади бойцы обступили воина, который вместе с Петровым дрался с басмачами, и было слышно, как тот рассказывал:

— Он всегда был вместе с нами, не раз сам вел эскадроны в атаку, а на отдыхе беспокоился, чтобы и люди и лошади были накормлены, спать не ляжет, пока всех не обойдет. Ну и любили его красноармейцы, хотя строг был и за провинность спуску не давал.

На фронте относительное затишье, нарушаемое редким ружейно-пулеметным огнем и периодически вспыхивающими артиллерийскими налетами. Штаб продолжает готовить доклад командованию Кавказского фронта: составляются таблицы о соотношении сил во время второго штурма и сейчас.

Данные довольно интересные. К началу второго штурма у нас было 49 армейских батальонов и береговой обороны, 1 танковый батальон и 9 кавалерийских эскадронов; у противника 54 армейских батальона (из них 45 немецких и 4 румынских) и 7 танковых батальонов, кавалерии не было. Артиллерии и авиации у врага было примерно в три раза больше.

К концу штурма наши войска пополнились двумя дивизиями и немецкие — двумя.

Следовательно, преимущество в количестве войск по-прежнему оставалось у противника. Немцы имели значительно больше всех видов техники, не говоря уже о гораздо лучшем снабжении, их военный потенциал был намного выше нашего. II, несмотря на эго, штурм провалился.

Подводя итоги, мы отметили, что за все время боев— под Одессой, у Перекопа и у стен Севастополя — никто из бойцов и командиров Приморской армии не был награжден. Произошло это потому, что представление к наградам шло по устаревшей схеме, через Москву, так как армия не была отдельной, с правами фронта, хотя до этого никакому фронту не подчинялась. А с Москвой связь была плохой. Многие из тех, кто был представлен к награждению, погибли.

…В редкие свободные минуты начинаешь глубже осмысливать все происходящее. В памяти невольно возникают картины прошлого. Для меня война не была такой неожиданной, как для большинства командиров: мне совершенно случайно пришлось узнать, что она неизбежна и близка, еще когда я служил в Ьолграде.

Началась война, как известно, в 3 часа 30 минут 22 июня налетом авиации на Болград, форсированием реки Прут при впадении ее в Дунай у д. Джурджулешты и боем пограничников у моста через Прут по дороге Оанча — Кагул.

31-й и 54-й полки Чапаевской дивизии первыми тогда вступили в бой и отбросили румын за реку, захватив порядочное число пленных солдат и офицеров. Дивизия удерживала рубежи на Пруте и Дунае от Кагула до Черною моря. И только когда врагу удалось форсировать у Фельчиула Прут и продвинуться к Кишиневу, мы по приказу 18 июля начали отходить к Одессе, а в августе стали на оборону города.

Почти половину своих армий положил Антонеску под Одессой, но так и не смог сломить упорного сопротивления Приморской армии…

Одесса, Перекоп, Севастополь… Да, теперь надо думать о том, чтобы в боях приблизить день, когда мы вновь вступим в Одессу.

В связи с ранением Крылова у нас в штабе произошли некоторые изменения. На должность начальника штаба временно назначен генерал-майор Воробьев.

Знакомясь с оперативным отделом, Воробьев как бы между прочим сказал:

— И командарм и начальник штаба все время ie- ребят войска, сами выезжают на позиции и принимают сводки.

Он говорил правду. Такой стиль руководства войсками сложился в обороне. Никто у нас не сторонился черновой работы, в том числе ни Петров, ни Крылов. Воробьев решил, что все сведения, все сводки до деталей должен представлять оперативный отдел. Нелегкая это работа. А тут еще кое у кого из сотрудников отдела не совсем ладно складывалась личная жизнь. У майора Харлашкина — семейная драма. Мы привыкли к тому, что этот молодой, красивый, голубоглазый блондин всегда был веселым, жизнерадостным. И вдруг он резко переменился. Стал задумчив, иногда отвечал невпопад. Исчезла его веселость. Из штабов частей, куда он выезжал, с тревогой передавали, что Харлашкин бравирует своей храбростью, без надобности ходит открыто по переднему краю, вызывая на себя огонь вражеских солдат.