Севастопольский конвой

Плена больше не существует. Он опять вооружен, он снова почувствовал себя диверсантом, заброшенным в тыл врага. На трапе, ведущем из нижнего яруса, один за другим показались два солдата, очевидно, они шли, чтобы сменить караул у входа в трюм. Увидев в проеме двери Гродова, они замерли, пытаясь сообразить, кто он такой и откуда взялся. Один даже рванул с плеча карабин, однако, бросившись к нему, десантник перехватил оружие рукой и тут же выстрелил в его напарника, затем вспорол пулей его бок и, захватив карабины за ремни, выглянул на палубу. Пленные как раз выносили из надстройки тело погибшего. До тех пор, пока не прозвучали выстрелы, они копошились и явно тянули время.

Когда же Гродов возник у двери, рослый охранник, который стоял ближе к нему, выстрелил, и спасло майора только то, что баржу покачивало на волне – пуля срикошетила от металлической двери в каких-нибудь двух сантиметрах от его плеча. Выстрелом в ответ майор всего лишь ранил этого охранника, но именно этот выстрел послужил сигналом к восстанию. Жодин, оказавшийся в четверке похоронной команды, тут же бросился в ноги приземистому солдату, поверг его на палубу и, завладев винтовкой, добил штыком. С воинственным криком: «Полундра! Всем – наверх!», он успел заскочить за трюмную надстройку. В это же время винтовку раненого румына уже подхватил капитан Комов. Еще одну винтовку майор метнул под ноги пленному, которого называли Танкистом.

Присев, капитан, пропустил над собой очередь зазевавшегося пулеметчика, который, очевидно, не сразу понял, что происходит, и бросился к Гродову. Вместе с Жодиным, в три ствола, они ударили по пулеметчику, и хотя все трое промахнулись, все же заставили румына направить ствол в сторону выхода из командной надстройки, что и позволило вырваться на свободу новой группе пленных. Однако на судне уже была объявлена тревога. Открыл огонь охранник, который до этого тосковал на ходовом мостике.

Со второго залпа восставшим удалось тяжело ранить пулеметчика, который корчился по надстройке и буквально выл от боли, но проход, из которого вышел Гродов, уже был занят вооруженными моряками. Еще какая-то часть команды и охраны вырвалась из надстройки через кормовой выход. Вскоре палуба уже была устлана телами погибших, но пленные упорно шли по телам павших, под прикрытием вооружившихся собратьев своих, врывались на трапы, ведущие к надстройкам, прорывались ко второму, носовому люку и даже сумели захватить кубрик, находившийся в той части баржи.

42

…Когда стрельба и рукопашная прекратилась, Гродов открыл для себя, что, хотя баржа и находится в руках восставших, однако нескольким морякам и солдатам удалось скрыться в машинном отделении, за толстой металлической дверью, и теперь они держали там оборону вместе с механиком и его помощником. Ситуация была сложной. Лишенная двигателя и руля, баржа оказалась в свободном дрейфе. Она и так находилась далеко от берега, а в этой части неминуемо должно было ощущаться морское течение, поскольку судно находилось у самого русла Днестра.

Осмотрев усеянную убитыми и ранеными повстанцами палубу и кубрики, Гродов понял, что свобода досталась им дорогой, кровавой ценой. Однако же понял и то, что на этом восстание не завершено[56].

– Где капитан Комов? – спросил он появившегося рядом, с винтовкой в руках, Жодина.

– Убит.

– Сколько человек еще полегло?

– Кроме него, еще семеро. Да одиннадцать раненых. На барже оказалась неплохая аптечка, так что сейчас их пытаются перевязывать. К сожалению, среди наших не нашлось ни одного фельдшера или хотя бы санинструктора.

Поднявшись на ходовой мостик, Гродов по внутреннему переговорному устройству попытался убедить румынских моряков, засевших в машинном отделении, сдаться. Однако переговоры с самого начала не заладились. Выяснилось, что среди находившихся там оказался и раненый в руку капитан баржи. Вместо того чтобы выслушивать условия повстанцев, он тут же стал посылать в адрес майора проклятия, предлагал всем пленным немедленно вернуться в трюм, а главное, уведомил, что радист успел связаться со штабом военно-морской базы в Одессе и попросить помощи. При этом сообщил, что оставшиеся в живых, во главе с ним, будут держать оборону до последнего патрона.

– Не позже, чем через час сюда прибудут сторожевые катера, – завершил свою угрозу командир баржи, – И тогда уже вас, Черный Комиссар, как зачинщика бунта не спасет никакое заступничество, даже папы римского. Потому что я лично прикажу вздернуть вас на мачте или пропустить под килем!

– Все-таки я был прав, – мрачно отшутился десантник, – нельзя вам читать на ночь пиратские романы.

– Если же вы попробуете взять машинное отделение штурмом, – закусил удила капитан, – я прикажу вывести двигатель из строя или вообще взорву здесь все к чертям!

«А ведь признайся, что на его месте ты вел бы себя точно так же, – сказал себе майор, поняв, что дальнейшие переговоры не имеют смысла. – Так что нужно отдать должное мужеству этого офицера».