Севастопольский конвой

– Плохо, что на борту не осталось ни одного спасательного круга, – не стал вникать в подробности этого разговора Жодин. – Бойцы говорят, что их было два, да только с одним из них сиганул за борт раненый конвоир, с другим – кто-то из моряков.

– О радиограмме, которую они послали на свою базу, командир, кажется, тоже не врал, – задумчиво посмотрел Гродов на восток, откуда должны были прибыть румынские катера.

– Рация разбита, радист убит, однако он вполне мог успеть со своей радиограммой, – признал сержант. – Времени у него было предостаточно. Хорошо хоть пулемет уцелел. Но он все-таки уцелел. И у нас теперь немало оружия.

– Знать бы, как им распорядиться, – едва слышно проговорил Гродов.

– Вот и командуй, командир, бойцы ждут.

Майор вышел на площадку, которой завершался трап, ведущий к ходовому мостику, и пристально осмотрел более полусотни бойцов, собравшихся у подножия надстройки.

– Слушайте меня внимательно, бойцы! Как бы ни сложилась судьба каждого из нас дальше, сейчас, в эти минуты, мы можем утверждать: наше восстание удалось. Мы перебили большую часть команды и охраны, мы сумели освободиться из заточения. И даже если умрем, то умрем свободными людьми, в борьбе, как и надлежит умирать солдатам.

– Жаль, что полностью захватить баржу нам так и не удалось, – произнес тот самый моряк, которого все называли «рулевым». Он был ранен, левая рука его висела на подвязке из матросской простыни. – Может, все-таки попробуем, выкурим тех, что засели в машинном отделении?

– Бессмысленно, – жестко парировал десантник. – Гранат у нас нет. Даже если бы каким-то чудом нам удалось ворваться в это отделение, то зря потеряли бы бойцов. А главное, там находится командир баржи, который поклялся, что при попытке захвата их выведет двигатель из строя.

– Короче, что решаем, товарищ майор?! – обратился к Гродову какой-то разбитной морячок, в изорванной тельняшке и с большими кровоподтеками на лице.

– Если уж совсем коротко, то решение может быть одно: все, кто способен держаться на воде, за борт. Взламывайте палубу, хватайте все, что может удерживаться на воде; используя канаты, вяжите плоты и уходите по правому борту в сторону суши. Там много отмелей, поэтому через пару часов на одной из них уже сможете передохнуть. Причем делать это нужно быстро, поскольку катера уже, возможно, вышли из порта.

– В воде они нас и перетопят, как щенят, – мрачно обронил кто-то из бойцов.

– Катер или два, которые придут сюда, прежде всего, бросятся к барже, надеясь спасти и ее и тех, кто закрылся в машинном отделении. И топить нас тоже не будут спешить, сначала попытаются взять на абордаж; на борту катеров наверняка окажутся десантники. Словом, расклад такой, – начал майор спускаться на палубу, – мне понадобятся десять добровольцев. Они и те раненые, которые не способны плыть, остаются на барже. Своим сопротивлением мы отвлечем и задержим катера, помогая вам уйти как можно дальше от судна. Но условие: те, кто покидает борт, передают оружие остающимся. Пусть враги попробуют взять нас на абордаж, увидим, как у них это получится.

– Идея принимается, командир, – тут же отозвался стоявший у самой пристройки Жодин. – Но только ты уйдешь вместе с остальными. С добровольцами на судне останусь я. Кстати, считай, что первый из десятки уже есть.

– Видишь ли, сержант, – уверенно, внушительно проговорил Гродов, – до сих пор всегда случалось так, что последним оставлял позиции нашей батареи, дивизиона, полка – я. Так стоит ли ломать традицию?

Кроме десяти добровольцев, решивших защищать баржу, набралось еще около пятнадцати бойцов – из раненых, ослабевших и просто не умеющих плавать, словом, тех, кто предпочел умереть в бою, нежели тонуть в ночном море. Кому не хватало винтовок, вооружались баграми, штыками или просто чем попало. И те, кто уходил, и остававшаяся команда «Сатул-Маре» вместе «добывали» и спускали на воду все, что способно было удерживаться на ней, чтобы затем баграми отталкивать это новое «плавсредство» с облепившими его людьми от борта.

Прежде чем начать эвакуацию, майор объявил остающимся: «К полуночи все, кому суждено было спастись, уже будут на берегу или на мелководье, так что если к тому времени катера не появятся, все, кто способен держаться на воде, тоже уйдут. С ранеными на борту останусь только я».

С командой баржи уплывающие прощались коротко и сдержанно. Но почти каждый считал своим долгом подойти к майору, чтобы сказать: «Побольше бы нам таких командиров, как вы, майор», «Жаль, что не пришлось воевать рядом с вами, товарищ командир» или что-то в этом роде. С ранеными ситуация тоже прояснилась довольно быстро. Когда нескольких из них уплывающие взяли с собой на плоты, тяжелораненый моряк, которого все называли «боцманом», подозвал рулевого: