– Есть, позаботиться, товарищ майор. Неужели это все-таки вы?! – вновь заискрились глаза особиста. – Заочно я ведь знаком с вами еще по Измаилу, где служил в начале войны. Знали бы вы, как страстно, по-мальчишески я завидовал тем, кто в июле оказался вместе с вами на правом берегу Дуная, на Румынском плацдарме.
– Если бы вы действительно оказались на нем хотя бы на один день, мальчишества и страстной зависти тут же поубавилось бы, – улыбчиво объяснил ему Гродов. – И вообще, ваши плацдармы, старший лейтенант, вас еще ждут.
– И все же, все же… Кстати, здесь, под Одессой, вы давно стали легендой. Какого пленного ни допрашиваем, каждый говорил о Черном Комиссаре и его солдатах, как о некоей непостижимой силе, из-за которой они никак не могут добиться победы.
– Уверен, что вскоре у них появится значительно больше оснований творить легенды не только обо мне, но и вообще обо всех, в тельняшках рожденных «черных комиссарах».
– Намечается еще какая-то операция? – тут же насторожился Венедов.
– Между нами, офицерами контрразведки, – приглушил голос майор, отводя особиста чуть в сторонку от машины, – намечается. Но какая именно – сказать, по известным тебе, старший лейтенант, причинам не могу. Пока… не могу.
– Да это понятно, понятно. Из соображений безопасности. Но если вдруг перед вами предстанет нечто похожее на дунайский десант…
– Тут же предложу, чтобы ты возглавил у меня в части особый отдел. Принимается? – придирчиво присмотрелся Черный Комиссар к выражению лица особиста.
– Еще как! Только обязательно с переводом меня в морскую пехоту.
– И над этим подсуетимся. Под моим командованием никто другой, кроме морских пехотинцев, не служит.
Восторг этого худощавого, еще по-мальчишески угловатого парня одновременно и восхищал, и настораживал уже успевшего заматереть на этой войне майора. Ему не верилось, что из такого романтика можно подготовить настоящего солдата, способного не только храбро лишаться жизни, но и яростно бить врага. Этот восторженный, в порыве патриотической героики, наверняка способен совершить какой-то поступок – например, попав в плен, перед расстрелом рвануть на себе гимнастерку и крикнуть: «На, стреляй! Нас, большевиков, смертью не запугаешь!» – нечто похожее Гродов уже видел в каком-то из «революционных» фильмов…
То есть на поступок этот старший лейтенант наверняка способен. Но выковать из него окопника, способного держать фронт и побеждать – постоянно, каждодневно пребывая на грани выживания… – это вряд ли получится. Такие, как Венедов, по сути своей не воины, они – из разряда тех, кто, глядя на горящий Рим, размышляет о том, как бы ему в связи с этим пожарищем прославиться. Вот и этот начинает понимать, что, сидя в своем особом отделе, высоких чинов не достигнешь и до медали «За храбрость», не говоря уже о Золотой медали Героя, не дослужишься.
Впрочем, война знает и беспощадно перемалывает всяких. Умение «держать фронт» – вот что главное сейчас в характере каждого офицера, если только он настоящий окопник.
– Считай, старший лейтенант, что уже договорились. А пока что… Видишь эту мужественную женщину? – кивнул он в сторону стоявшей чуть в сторонку Магды, заметив, что особист и так уже стреляет глазами в ее сторону. Причем с тем же бесами в глазах, с какими порывается попасть в число десантных «черных комиссаров».
– Такую не приметить трудно, хотя по фигуре, по самой комплекции своей она явно не моя.
– Не об этом сейчас речь, старший лейтенант.
– Может, и не об этом, однако влюблена она в вас. Это сразу же бросается в глаза. Ваша медсестра?
– И не медсестра пока еще, и не моя. А если помнить, что она – из местных, дочь и жена – Гродов умышленно упустил слово «вдова» – командиров Красной Армии, то можно считать ее нашей, общей, из тех, кого любой ценой нужно спасти. Тем более что вражеская контрразведка уже знает о ней как о диверсантке и при первой же возможности повесит.
– Так, получается, что она?..
– Вот именно: свой солдатский долг уже выполнила.
Гродов коротко пересказал легенду Магды, уведомил особиста, что теперь эту диверсантку будут готовить к выполнению нового задания, которое она получит от полковника Бекетова, и завершил свой рассказ словами:
– Вплоть до особого распоряжения полковника она должна находиться под вашей личной охраной и вашим попечительством. Как вам такое поручение, старший лейтенант, да к тому же – в самый разгар войны? – улыбнулся майор, дружески хлопнув парня по предплечью. – То-то же, такое доверие надо ценить.
– Постараюсь ценить, товарищ майор.
– И только так. Держи фронт, солдат.
– Стыдно признаться, товарищ майор, однако на моем счету ни одного уничтоженного врага пока еще нет.
– Но ведь сам говоришь, что «пока еще». На войне, как и в обычной жизни: кому как повезет. Тем трепетнее ты должен заботиться о безопасности нашей диверсантки.
– Воспринимаю это как приказ.