Северянин (СИ)

          Норд постарался быть ласковее, но получалось какое-то безобразие: нестерпимо сильные, полные животной страсти и ярости движения Торвальда сзади и мягкие объятья раскинувшейся под ним девушки спереди. Это сводило с ума. Рвало тело на части. И наполняло нечеловеческим удовольствием.

          Естественно, Норд не выдержал первым, сжав зубы на белом хрупком плече он излился в жаркое нутро. Торвальд рыкнул и, спихнув Норда, сам навалился на девицу.

          Несколько мгновений Норд приходил в себя, а потом присел на кровати и положил мечущуюся по сбитой постели голову девушки себе на колени. При всем при том сейчас он испытывал к ней необъяснимую нежность. Перебирая слипшиеся от пота пряди и оглаживая покрытый испариной лоб и виски, Норд поймал затуманенный взгляд Торвальда. Склонившись, прижался к его губам. Поцелуй был таким же невозможным, как и вся ночь: неторопливый, едва ли не ленивый со стороны Норда и полный страсти, почти кусачий — Торвальда. По телу викинга пробежала дрожь, девица вскрикнула, ее ноготки проехались по заднице Норда. Тот миролюбиво подумал, что она специально — ее руке при этом должно было быть не слишком удобно. Все-таки женщины — мстительные твари. Но злиться не получалось.

          — Ну, вы и да… — пытаясь выровнять дыхание, пробормотала травница.

          — Мы-то? Да…

          Норд до крови закусил губу. Солоновато-горький вкус не отрезвил, но напомнил обо всей мерзости случившегося:

          — Торвальд, я… — попытался начать он.

          — Погодь, — небрежно. — А ты, родная, — уже куда ласковее, — погулять не хочешь?

          — Умм? — лениво промычала девица.

          — На праздник иди, говорю. Не боись, не ограбим.

          Блеснула золотая монета. Девица скривилась:

          — Я не для того.

          — А я и не за то плачу. Мы… просим тебя одолжить нам шатер. За что и денежка.

          — Ладно уж, одеться только дайте.

          — Разумеется.

          Когда за нетвердо держащейся на ногах девицей сомкнулся полог, Норд прикрыл глаза и замер. Теперь — просто ждать. Окрика, удара — не важно. Но, на удивление, голос Торвальда, когда тот наконец заговорил, был совершенно спокоен, даже немного весел:

          — Ну что? Понравилось?

          Норд вздрогнул:

          — Что?

          — С женщиной, спрашиваю, понравилось?

          — Я… — Норд задумался, — да. Но только потому, что ты был здесь.

          — Правда? — Торвальд явно забавлялся.

          — А сам не заметил, когда пришел?

          — Да уж. Что делал бы, коли я не появился? Оставил бы девушку… непорадованной?

          Норд криво улыбнулся:

          — Нехорошо бы вышло.

          — Нехорошо, — эхом повторил Торвальд.

          — Ты как здесь оказался-то?

          Торвальд скривился:

          — Да… тебя искать пошел. Застал конец вашего разговора с Олафом. Коли ты бы так не унесся — не посмотрел бы, что конунг: рожу подлую бы начистил — ни одна баба боле не взглянула. А пришлось за тобой гоняться. А тут же ж народа тьма. Потерял. Расспрашивать пришлось. Кто-то заметил, что ты с травницей ушел. Ну, нашел шатер. А здесь такое зрелище.

          — Думал: зашибешь, — признался Норд.

          — Эк, хватил. Но по дурьей башке надавать бы тебе, чтоб думать начал не только о делах государственной важности. И… нашел ты, кого слушать.

          — Понял я уже.

          Торвальд потянулся, провел подушечками пальцев по щеке Норда, слегка надавил ему на затылок, заставляя опустить голову себе на колени. Норд лег, потерся о горячую ногу, втянул густой воздух вонючего шатра. В нос ударил знакомый терпкий запах Торвальда, смешанный со сладковато-соленым ароматом женщины. Норд не то чтобы был против, но сейчас очень хотелось отмыть своего викинга. Он нашарил покрывало и попытался протереть пах норманна. Торвальд как-то совсем не по-мужски хихикнул:

          — Ревнуешь?

          Норд пожал плечами. Лежа получилось невнятно, пришлось говорить вслух:

          — Нет. Но хочу, чтобы ты пах только собой.

          — А тобой?

          — Мной? Я бы предпочел, чтобы мой запах ты от своего даже не отделял.

          Рука Торвальда, доселе оглаживающая и слегка мнущая шею Норда замерла.

          — Чего тебя тогда сюда понесло?

          — Я… Олаф… просто…

          — Норд, почему поверил? С чего? Я хоть раз, хоть один раз на кого-то кроме тебя посмотрел, а? Я… О, Локи! Я говорил уже тебе и снова повторю: я тебя люблю. Тебя, понимаешь? Вот со всеми глупостями твоими, с этой дурью великой! С неприятностями, которые неизбежны при твоем занятии. С вечной занятостью, интригами. А ты…

          — Идиот. Пустоголовый идиот, — слова викинга душу резали. Сил терпеть не было. Знать, что сделал больно, обидел…

          — Умный ты у меня. Но и идиот. Это точно.

          — Что же она, жизнь наша, корявая-то такая стала? — все напряжение, все обиды и недопонимание последних дней вылилось в этот отчаянный вопрос.

          Теперь была очередь Торвальда пожимать плечами: что тут ответишь? Как понять, почему счастье и полная близость в какой-то момент сменились холодом и недоверием? Откуда взялся этот страх: потерять? И не из-за происков церковников, слишком уж глазастых жрецов да шальной стрелы, а потому что сам уйдет.

          — Просто… ты раньше вроде и больше делал, а со мной был. А теперь как перевернулось все. Делаешь ерунду всякую и пропадаешь непонятно где.

          — Торкель приехал. И мы… свободны теперь. Давай уйдем куда подальше?

          — Куда?

          — Я говорил с Трюггвасоном. Он обещал дать земли, где-нибудь на юге.