Северянин (СИ)

          Стоя рядом с тощим церковником, Трюггвасон с нетерпением смотрел на город. Он нервно дергал ногой и хмурился. Под презрительно-сумасшедшим взглядом англичан Олаф уже не раз пожалел о своем согласии с планом Норда. Рисковать своей жизнью в бою, с мечом в руках — это одно. А быть прирезанным подобно свинье           — другое. Это низко, унизительно, мерзко. Сама сдача в плен уже отвратительна. Трюггвасон безрадостно вздохнул и бросил на Манчестер еще один тоскливый взгляд. Если Норд просчитался и англичане поведут себя не так, как он обещал… Что ж. Об Олафе сложат песнь, как о самом трусливом ярле.

          Церковник что-то довольно проговорил, глядя на Трюггвасона маленькими глазками-угольками. Олаф так и не выучил английский, поэтому ничего не понял и лишь презрительно фыркнул в ответ. Англичанина такая реакция разозлила. Видимо, в его представлении, Олаф должен был пасть ниц, дабы просить о прощении грехов и вымолить легкую смерть. Англичанин оскалил желтые зубы в гримасе, совсем не приличествующей служителю святой церкви, и, занеся руку со скривленными пальцами, двинулся к Трюггвасону. Олаф напрягся. По наказу Норда он не должен до поры до времени вести себя спокойно, но позволить этому ничтожеству ударить себя, Олаф не мог.

          К счастью, выдержке викинга не пришлось подвергаться испытанию: над Манчестером взвилась струйка дыма. Не обращая ни малейшего внимания на направленные на него копья, Олаф перехватил запястье церковника, резко дернул крошечного мужичка на себя и пережал его горло.

          По рядам англичан прокатился ропот. Освобождение Манчестера от язычников началось весьма славно — предводитель северян, небезызвестный Олаф Воронья Кость**, сам, добровольно вышел им навстречу всего с дюжиной сопровождающих. Их архимандрит Этельгар тут же приказал связать, а вот Олафа велел взять в тесное кольцо. Это никого не удивило. Весь отряд уже знал, что пред тем, как придать врага Англии и церкви смерти, Этельгар любил поговорить о грехах неверного и о мучениях, ожидающих того в аду. Только с этим викингом просчитался. Многие из поверженных англичанами рычали как дикие звери и бездумно метались, в результате чего зачастую сами налетали на копья. С таким холодным расчетом не действовал еще никто. Сохранять спокойствие до последнего момента и нанести единственный точный удар — не многие на такое способны.

          Архимандрит сдавленно захрипел. Кто-то, наконец, додумался, что в руках викинга один только Этельгар, а у них есть с десяток его людей. Но на угрозу убить их Олаф не отреагировал. Он лишь настороженно оглядывался, словно демонстрируя: даже если ударите, придушить вашего церковника я успею.

          На расправу над своими товарищами Трюггвасон тоже смотрел с равнодушным лицом. Он помнил о необходимости платить за любые блага. В данном случае за спасение.

          Ослабив на пару мгновений хватку, Олаф дал церковнику сделать глоток воздуха, чтоб не помер раньше времени, и снова взглянул на Манчестер. Теперь над городом уже не плыла одинокая струйка дыма. Манчестер начал тонуть в густом темном дыму. Легкого жеста и насмешливой улыбки было достаточно, чтобы англичане поняли: викинги их обхитрили. Олаф — приманка, отсрочка. Теперь перед английским отрядом стоит выбор: викинги или город.

***

          — Мы это сделали, — слабо выдохнул Норд, наблюдая за занимающимся пожаром, привалившись к стене хлипкого домика. Огонь и дым. Красные всполохи в сером тумане.

          — Еще нет. Надо уходить, — Торвальд с беспокойством смотрел на растекающееся пламя.

          Норд слабо покачал головой. Он не понимал, как вообще еще держится на ногах. Порой он уже не отличал дым от липкой дымки в голове.

          — Беги.

          — Что? — в первый момент Торвальд попросту растерялся. Потом накатила злость. И лишь за ней понимание. — Совсем плохо?

          У Норда далее сил огрызаться не было:

          — Угу.

          — Пошли.

          Теплая рука крепко ухватила Норда за запястье и потянула. Куда друг его ведет, Норд не понимал. Остатки сил уходили на присмотр за непослушными ногами. То расплывающиеся, то резко приближающиеся, а порой и вовсе пропадающие среди мельтешащих перед глазами пятнами ботинки были единственным, что видел Норд. Левая нога, правая нога, левая нога… Шаг, шаг, шаг… Споткнулся… Рука? Да, чья-то рука удержала. Снова шаги. Куда? Зачем? Упорно бьется мысль, что так надо. Надо идти. Только уже нет сил. Так хочется спать. Норд вот только приляжет и сразу встанет. Только дайте лечь! Но нет. Все та же рука не дает остановиться. Шаг, шаг, шаг. Левая, правая, правая… Или все-таки левая? Норду кажется, что он идет уже вечность. Что он прогневил богов и теперь проклят вечно двигаться. Без отдыха и сна. Ну, позвольте, позвольте же остановиться!

          И наконец тихий шепот. Хотя, возможно, это был и крик, просто Норд все слышит как чрез толщу воды:

          — Можно.

          И Норд засыпает. Гостеприимный серый туман принимает его в свои объятья…

__________