Северянин (СИ)

* Вальхалла — «чертог убитых» — мужей, что героически погибли на поле брани. Доступ в Вальхаллу преграждают ревущая река Тунд и запертые ворота Вальгринд. Сам чертог огромен: в нем 540 дверей, в каждую из которых плечом к плечу могут пройти 800 героев. Убитые воины без труда узнают эти палаты, ибо стропила их — копья, крыша — из шлемов и щитов, а скамьи покрыты кольчугами.

** Прозвище было дано Олафу за умение гадать по птицам.

========== Глава 8 ==========

        Из тумана выскочил маленький белокурый мальчик. Его хорошенькое личико раскраснелось от бега, сбитое дыхание часто вздымало грудь, а в голубых глазах горело торжество.

 Норд подумал, что этот ребенок был бы похож на толстенького розового херувимчика с храмовой фрески, не будь он весь перемазан в грязи и не сжимай в руках огромную зеленую жабу. Но, судя по тому, с какой нежностью несчастный болотный обитатель был притиснут к груди, именно эта живность была причиной гордости мальчишки.

 Приблизившись, ребенок вытянул руки с жабой вперед, словно хотел подарить ее Норду. Снисходительно усмехнувшись, Норд приготовился слушать хвастовство и хвалить добычу, но мальчик, явно не замечая его, смотрел куда-то Норду за спину.

 — Деда! Деда, смотри!

 Норд оглянулся. И увидел, что жабу желают вручить высокому темноволосому мужчине. Услышав зов, мужчина дернулся и бросил на мальчика раздраженный взгляд.

 Бьёрдгара Норд узнал первым…

 — Деда, смотри — я сам поймал! — счастливо выкрикнул Норд, тыкая лягушкой в грудь Бьёрдгара.

 — Не пачкай меня, варвар! — тэн брезгливо отстранился и с силой ударил Норда по лицу. Голова мальчика дернулась, и он слабо выдохнул:

 — Деда…

 Взрослый Норд медленно поднял руку и коснулся щеки. Потом развернулся и зашагал прочь, прячась в серой дымке. Он не хотел смотреть, что будет дальше. Ему и так все было известно…

 Бесконечная серость уже не страшила Норда. Бродя средь густого тумана, можно было повидать немало интересного. Порой древние песни и сказания разыгрывались пред Нордом, порой приходили виденья из детства. А изредка мелькали неясные, скрытые завесой куда более темной, чем дымка, картины будущего. Так, по крайней мере, казалось Норду.

 А вот редкие прояснения, когда развеивалось марево в голове, вызывали у Норда ужас. С сознанием приходили боль, тошнота, тяжесть во всех членах. Кости ломило, в жилах словно огонь тек. Глухие, надрывные удары собственного сердца мучительным ритмом стучали в висках.

 В какой-то момент агония реальности стала для Норда тяжким кратковременным ночным кошмаром, мороком. А блуждания в виденьях горящего в бреду разума — настоящей жизнью…

Вдалеке замаячил теплый яркий огонек. Норд зашагал бодрее. Он уже порядком поблукал в пустоте и был рад появлению чего-то нового.

 Огонек оказался костром, около которого на трухлявом бревне сидел старик. Его сгорбленная фигура напоминала причудливо изогнутый сук, а спутанные волосы и борода — древние лишайники. Казалось, что старик сросся со своим седалищем. Всполохи пламени отражались на седых волосах, и по ним словно текла кровь.

 — Сядь, отдохни со мной, — трескучий голос напоминал скрип старых досок. Норд опустился прямо на землю, скрывающуюся за стелющимся туманом. — Ты… молод, — как-то удивленно произнес старец. — Молод. И красив. Силен. Но… счастлив ли ты?

 — Счастлив? — вопрос Норду не понравился. Ответа он не знал. Он просто не думал ни о чем подобном. Счастье — это слишком сложно. Чтобы понять, счастлив ли ты, надо осознавать себя. А Норд уже не ощущал своей жизни. Он был зрителем на странной ярмарке, где не было других смотрящих, но, несмотря на это, множество актеров продолжали играть свои роли. Норд мог сказать, счастливы ли они. Он видел их радость, боль, горе, ликование, восторг… Но сам будто и не чувствовал ничего. — Я… не знаю.

 — Конечно, не знаешь, — довольно подтвердил старик, — потому что спишь.

 — Сплю?

 — И не хочешь просыпаться. Почему ты не хочешь? — старец поднял голову, и сквозь нечесаные пряди на Норда уставились мутные белесые глаза.

 — Я… не знаю. Я… мне не кажется, что я сплю.

 — Потому что дурак. Не глядишь дальше носа. Смотришь лишь на то, что открыто взору. Что ты видишь сейчас?

 — Тебя вижу. Огонь вижу. Твое бревно.

 — Все?

 — Ну, туман.

 — Туман. Не только глазам твоим мешает. А что слышишь ты?

 — Тебя, — Норд прислушался, — и треск костра.

 — Неужто? А если слушать?

 — Но тут действительно больше нет звуков.

 — Просто ты не хочешь слышать. Не хочешь просыпаться. Потому что боишься.

 — Ничего я не боюсь!

 — Боишься. Боли боишься. Слабости боишься. Бессилия.

 — Боли? — боль Норд помнил. И действительно ее опасался.

 — А ведь тебя ждут.

 — Ждут? Кто? Где?

 — Кто? Тот, кто не устанет ждать. Где? За пределами тумана.

 — Это невозможно — туман бесконечен.

 — Ложь, — просто ответил старик, — но ты не хочешь его покидать.