Северянин (СИ)

Норд недоуменно моргнул и, повинуясь сильной руке, двинулся следом за Торвальдом. Тот совершенно не обращал внимания на удивление Норда.

- Ты просто обязан это увидеть! Это… это!.. Это надо видеть!

Торвальд вывел Норда из дома и направился к небольшой роще. Деревья были редкостью в здешних краях, но Норд сомневался, что ему хотят показать именно ее.

И, правда, рощу Торвальд минул, даже не оглядываясь, а за ней… Норд замер. За рощей было море. Море и утес. Огромный черный гигант, врезающийся в синюю стихию. Что-то в груди Норда мелко задрожало и лопнуло, и он кинулся вперед. Теперь не Торвальд вел его, а Норд тащил викинга за собой.

Ступив на твердый камень, он испытал ни с чем несравнимый трепет. Ощущения, рождаемые этим местом, были даже мощнее тех, что накрыли Норда, когда он впервые вышел в открытое море. Восторг, счастье, страх, потрясение… Этот утес – самый прекрасный корабль, борющийся с самым свирепым морем. И побеждающий в этой борьбе.

Скажи раньше Норду, что какой-то, пусть и очень большой, булыжник может выглядеть так величественно, он бы посмеялся. А теперь задыхался от восторга. Он обернулся к Торвальду, желая поблагодарить… и забыл про утес.

Испытав невероятный эмоциональный подъем, он будто заново взглянул на друга и невероятно удивился. Сколько они уже вместе? Почти два года. Да, осенью будет два года, как дед выловил Торвальда в Уоше. Выловил совсем мальчишкой. А теперь пред Нордом стоял молодой, но уже мужчина. На некогда гладких щеках появилась светлая щетина. С лица спали детская мягкость и округлость, скулы заострились. Фигура стала жестче, пропорциональней. Исчезла подростковая угловатость.

Норд перевел взгляд на шею Торвальда и нахмурился. Он точно знал, что ошейник с Торвальда сняли, но тот по-прежнему носил на шее широкую полосу ткани. Медленно, как во сне, Норд подошел к викингу. Скользнул пальцами под повязку и почувствовал толстый грубый рубец. Норд поднял лицо, отстраненно подумав, что Торвальд еще и вырос, и заглянул в синие глаза. Там плескалась какая-то тихая, нежная грусть.

- Прости, - сам до конца не понимая за что, извинился Норд.

Торвальд печально улыбнулся и, обхватив пальцы Норда, вытащил их из-под ткани, мягко сжал. Приподнял и прижал к губам, не отводя глаз. Норд сдавленно сглотнул, с трудом протолкнув что-то сухое и жесткое по горлу. Сделал судорожный вдох и неуверенно положил свободную руку Торвальду на затылок. Сжал мягкие волосы, зарылся в них пальцами. Отнял вторую ладонь у Торвальда и коснулся ею его щеки. Огладил кожу подушечкой большого пальца, ощутил колючие волосинки. И осторожно, как во сне, прикоснулся к губам викинга, чтоб понять: пригрезилось или взаправду тот нужен так, что умереть без него можно. Робко лизнул теплые губы. По телу Торвальда прокатилась дрожь. Он приоткрыл рот, и Норд осторожно сжал его нижнюю губу своими. Во сне целовали его, а теперь инициатива принадлежала ему, и это было странно, волнительно-приятно. И очень увлекательно. Обвести контур ровных зубов со слегка выпирающими клыками, скользнуть языком глубже и потереться о чужое небо. Игриво подтолкнуть чужой язык и сжать зубы, едва соприкасаясь одними губами. Чувствовать свежее, чистое, совсем как в видении, дыхание. Так увлекательно, что можно и не заметить, что тебя обняли, сжали в объятиях. Что большие горячие ладони залезли под рубаху, пересчитали ребра, очертили позвоночник.

Норд отстранился, и Торвальд испуганно дернулся. А тот лишь покачал головой и с озорной улыбкой побежал обратно в рощу. Приметив эту улыбку, Торвальд расслабился и ринулся следом. Нагнал, легко толкнул в спину и перегнал. Получил такой же толчок, извернулся и схватил Норда, прижимая к груди. Снова приподнял края его рубашки, а потом решительно потянул ее вверх. Норд послушно поднял руки, позволяя ткани соскользнуть. Торвальд осмотрел все еще худое, хотя уже и не такое, как сразу после отравления, тело. Положил руку Норду на грудь так, чтоб под ней быстро-быстро билось сердце.

Норд медленно размотал тряпку на шее викинга, неверяще покачал головой, глядя на изуродованную кожу. Торвальд беспечно тряхнул волосами, показывая, что это уже ничего не значит и, качнувшись, стянул рубаху и с себя.

Тело к телу, кожа к коже – и холодное северное лето кажется жарким южным. На коже выступает пот, дыхание сбивается. Снова соприкоснуться губами, только уже смело, яростно. Прикусывать губы, почти до крови, сжимать пальцы на упругой плоти. И даже не понять, в какой момент развязались шнурки на штанах и тела остались обнаженными.

Норд забавно пискнул, падая, и с удивлением обнаружил, что лежит на Торвальде, меж его разведенных ног.

- Ты не девка, - щекотный смешок на ухо, и Норда обжигает волна стыда, - я помню.

Норд тоже помнит, когда сказал это. Где-то на краю сознания мелькает грызущая мысль, что зря он тогда так, – его не хотели унизить и уж тем более не считали «продажной девкой». Но быстро исчезает, впрочем, как и все другие, под натиском губ и рук Торвальда. А потом…