Северянин (СИ)

Еще недавно, какие-то жалкие сутки назад, Норд думал, что для мужчины быть с мужчиной – противоестественно. Но сейчас совершенно точно, ведомый инстинктами, знал, что делать.

Перекосившееся лицо Торвальда напугало его и заставило замереть, но тот лишь сжал его предплечье, побуждая продолжить. А потом собственные ощущения так захватили Норда, что он перестал видеть что-либо, кроме синевы глаз Торвальда. И даже смог удивиться тому, что раньше не замечал, как эти глаза красивы. Каким ярким и насыщенным цветом обладают. А для Торвальда это и есть главное – быть единственным, что Норд видит. И пусть боль изнутри раздирает, пусть все огнем горит – так даже лучше, острее. Потому что эта боль не может сравниться с мукой отчужденности. И не может затмить удовольствия от близости. Каждое движение Норда – счастье в чистом, неразбавленном виде. Каждый его стон и вздох – награда.

А, увидев, как Норд зажмурил глаза, как приоткрыл рот в беззвучном крике, ощутив, как изливается он внутри, Торвальд и сам сорвался в какую-то темную пустоту, где есть лишь чистое наслаждение.

Норд с легким удивлением и даже неверием размазывал по животу Торвальда его семя. Произошедшее было и диким, и правильным. Взяв белесую каплю на палец, Норд поднес ее к лицу и понюхал – запах греха и порока. А еще любви и нежности. И как это совмещается, Норд не знал – просто он так чувствовал.

- Что это за место? – тихо, будто боясь спугнуть подкравшееся счастье, спросил Норд.

- Киннарудден, - также, шепотом, ответил Торвальд, - самая северная земля. Дальше – только море.

- Самая северная? Но… я думал, что здесь должно быть холоднее.

- Теплое течение омывает эти берега. Впрочем, зимой здесь и правда не сладко.

Торвальд перевернулся на бок:

- Оу.

- Больно? – в глазах Норда вспыхнуло беспокойство.

- Мм… есть немного. Но не страшно.

Не задумываясь, Норд потянулся и провел ладонью между ягодиц… любовника? Да, теперь уже любовника. И с ужасом увидел кровь. Вспомнилось, что в какой-то момент резко стало легче двигаться – видимо, тогда внутри что-то повредилось и пошла кровь.

- Господи, - выдохнул Норд.

- Не поминай, а?

- Торвальд, у тебя кровь!

- Не переживай ты так.

- Но… эм… наверно, надо как-то обработать, промыть.

- Ага, - хохотнул Торвальд, - прижечь! - Норд дернулся и от души залепил Торвальду подзатыльник. - Да ладно тебе. Сейчас обогнем Киннарудден, спустимся к морю и окунемся. Морская вода все смоет.

- Жечь же будет, - укоризненно пробормотал Норд.

Торвальд только отмахнулся, встал, огляделся и принялся собирать одежду, безжалостно комкая материю. Подал руку все еще валяющемуся на земле Норду, и, как был, голышом, двинулся купаться.

* Священные роды – боги.

** Бонд – лично свободный человек в скандинавских странах в раннее Средневековье, владевший своим хозяйством и не имевший отношения к знати. Это сословие включало в себя широкий спектр людей от нищих крестьян до состоятельных и влиятельных землевладельцев.

*** В'eргельд – денежная компенсация за убийство свободного человека. Вергельд выплачивался родом убийцы семье убитого, постепенно вытеснив кровную месть. Устанавливался в зависимости от социального положения убитого, его пола и возраста.

========== Глава 13 ==========

        Ингеборга бежала по коридору, на ходу натягивая платье. Как же мерзко, мерзко и грязно было все то, что с ней происходило. Как же отвратительно! На глаза сами собой навернулись слезы. Утерев их кулачком, Ингеборга жалобно всхлипнула и, пошатнувшись, заскочила в первые попавшиеся покои. И остолбенела.

Перед ней стояла самая страшная женщина, виденная ею когда-либо. Тора вызывала у Ингеборги священный трепет, ужас пред стихией, заключенной в тонкую и хрупкую оболочку: тронь – и вся сила, весь дикий, бушующий ураган вырвется наружу и сметет и Ингеборгу, и имение Хакона, да и всю Норвегию в придачу.

Сейчас Тора глядела ласково и чуть насмешливо, от чего было еще более жутко. Тонкие белые пальцы нежно огладили бледную щеку и стерли дорожки слез, по телу Ингеборги прокатилась дрожь:

- Неужто неласков был с тобой конунг?

- Что? – скорее, движение губ, чем слово.

- Неужели обидел он тебя, огонек такой?

- Я…

- Чего же ты молчишь?

Рука Торы переместилась с лица Ингеборги на плечо и мягко надавила, побуждая пройти вглубь комнаты и присесть на мягкое ложе, устланное множеством покрывал и засыпанное подушками.

- Я больше не хочу! – на последнем слоге голос Ингеборги сорвался на тихий визг.

- И не надо, - покладисто согласилась Тора, - скажи лишь, чего ты боле так не желаешь?

- Я… хватит этого насилия, хватит!

- Насилия? – Тора будто бы удивилась. - Я не вижу ни синяков, ни крови.

- Что? – Ингеборга подняла на женщину заплаканные глаза.

- Кто тебе сказал, глупая ты девчонка, что происходящее с тобой – насилие?

- Но как же…

Глядя на искренне недоумевающее лицо Ингеборги, Тора не выдержала и засмеялась:

- Что, удивлена? Хакон весьма недурной любовник, уж поверь мне. Есть много мужчин куда грубее, и никто не сможет поручиться, что будь у тебя муж, он вел бы себя нежнее, чем Хакон.

- Но… так же нельзя! Это непорядок!