Читаем Северная Африка в IV—V веках полностью

Факты участия в донатистском движении сенаторов и крупных чиновников неоднократно отмечались в литературе, но не получили удовлетворительного объяснения. Вряд ли, например, можно считать таким объяснением {230} политически тенденциозную параллель Френда между римскими сенаторами и... современными французскими крупными землевладельцами в Северной Африке, которые, живя среди своих арендаторов, якобы «оказываются ближе к их точке зрения, чем революционные идеалисты из Французской метрополии, желающие освободить их» [637]. Между тем эти факты свидетельствуют о близости каких-то сторон донатистской идеологии интересам определенного слоя господствующего класса Римской Африки. Если проконсулы и викарии, назначаемые в Африку, считали целесообразным переходить в донатизм (как Флавиан) или, оставаясь язычниками, оказывать поддержку донатистской церкви (как Герод), то это едва ли объяснялось наличием среди адептов этой церкви колонов или городских плебеев. Скорее всего, эти чиновники считались в подобных случаях с религиозными настроениями тех кругов провинциального общества, с которыми им приходилось ближе всего соприкасаться и которые были ближе к ним в социальном отношении. В первую очередь к этим кругам могли принадлежать представители сенаторской аристократии, крупные земельные собственники — донатисты,— те clarissimi, которые упоминаются в декрете Гонория. Наиболее ярким свидетельством приверженности определенной части крупных землевладельцев к донатизму является жалоба Августина комиту Бонифацию на трудности борьбы с ересью в тех местах, где ее защищают «толпы людей, подчиненные влиянию немногих могущественных лиц» [638].

Разумеется, далеко не все африканские сенаторы были донатистами. Значительная, вероятно, даже бóльшая их часть принадлежала к ортодоксальной церкви или оставалась верной язычеству. Но приведенные выше соображения и данные источников убеждают в том, что земельный магнат-донатист все же не был каким-то редким исключением в Римской Африке конца IV — начала V в. Очевидно, враждебность донатизма императорской власти привлекала к нему те группы господствующего класса, которые были настроены наиболее оппозиционно к позднеримскому {231} государству и более или менее осознанно стремились освободиться от его обременительной власти. Выше мы пытались показать, что в какой-то мере эти группы были связаны с мятежом Гильдона. Поскольку к концу IV в. власть римских императоров идеологически все больше сближалась с христианством, наиболее целесообразной формой протеста против этой власти была враждебная ей христианская схизма. Поэтому те представители сенаторского сословия, которые более или менее активно выступали против господствующей идеологии, не могли удовлетвориться противопоставлением язычества христианству [639], они должны были использовать против официального «другое христианство», оппозиционное, которое было представлено в Северной Африке донатизмом. Но, помимо этой идеологической подоплеки симпатий данной группы господствующего класса к донатизму, они имели под собой еще более существенное практически-политическое основание. Донатистская церковь, не посягая на существующие социальные отношения, была в то же время организацией, сплачивавшей вокруг себя мощное антиимперское движение народных масс и вооруженные отряды циркумцеллионов. Возможность использовать эту организацию в своих собственных политических интересах, очевидно, представлялась оппозиционным земельным магнатам весьма привлекательной. Не случайно в одном из официальных документов, посвященных борьбе с донатизмом, говорится о толпах циркумцеллионов, которые держат в своих имениях отдельные землевладельцы [640].

Все это, разумеется, не означает, что какие-то группы крупных землевладельцев поднялись в изучаемый период на активную борьбу с Римским государством. Их приверженность к донатизму далеко не всегда была последовательной, в источниках упоминаются отдельные случаи перехода состоятельных донатистов в католичество под угрозой конфискации их имущества или под влиянием политических соображений [641]. Само положение этой социальной группы, подвергавшейся известному экономическому дав-{232}лению со стороны государства и в то же время нуждавшейся в защите этого государства, когда речь шла о поддержании «социального порядка» и борьбе с варварами, было двойственным и противоречивым, что исключало последовательное участие крупных землевладельцев в антиимперском движении. К тому же, как уже отмечалось выше, сенаторское сословие было неоднородным, и лишь та его часть, которая экономически была связана преимущественно с Африкой, могла проявлять какие-то сепаратистские настроения. Но во всяком случае участие этой социальной группы в донатистском движении является признаком охватившего ее серьезного идеологического и политического брожения, ее растущих противоречий с Римской империей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917–1920. Огненные годы Русского Севера
1917–1920. Огненные годы Русского Севера

Книга «1917–1920. Огненные годы Русского Севера» посвящена истории революции и Гражданской войны на Русском Севере, исследованной советскими и большинством современных российских историков несколько односторонне. Автор излагает хронику событий, военных действий, изучает роль английских, американских и французских войск, поведение разных слоев населения: рабочих, крестьян, буржуазии и интеллигенции в период Гражданской войны на Севере; а также весь комплекс российско-финляндских противоречий, имевших большое значение в Гражданской войне на Севере России. В книге используются многочисленные архивные источники, в том числе никогда ранее не изученные материалы архива Министерства иностранных дел Франции. Автор предлагает ответы на вопрос, почему демократические правительства Северной области не смогли осуществить третий путь в Гражданской войне.Эта работа является продолжением книги «Третий путь в Гражданской войне. Демократическая революция 1918 года на Волге» (Санкт-Петербург, 2015).В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Леонид Григорьевич Прайсман

История / Учебная и научная литература / Образование и наука
100 великих кораблей
100 великих кораблей

«В мире есть три прекрасных зрелища: скачущая лошадь, танцующая женщина и корабль, идущий под всеми парусами», – говорил Оноре де Бальзак. «Судно – единственное человеческое творение, которое удостаивается чести получить при рождении имя собственное. Кому присваивается имя собственное в этом мире? Только тому, кто имеет собственную историю жизни, то есть существу с судьбой, имеющему характер, отличающемуся ото всего другого сущего», – заметил моряк-писатель В.В. Конецкий.Неспроста с древнейших времен и до наших дней с постройкой, наименованием и эксплуатацией кораблей и судов связано много суеверий, религиозных обрядов и традиций. Да и само плавание издавна почиталось как искусство…В очередной книге серии рассказывается о самых прославленных кораблях в истории человечества.

Андрей Николаевич Золотарев , Борис Владимирович Соломонов , Никита Анатольевич Кузнецов

Детективы / Военное дело / Военная история / История / Спецслужбы / Cпецслужбы
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее