Северная Африка в IV—V веках

Для того, чтобы оценить значение подобных высказываний, необходимо учитывать, что к концу IV в. ортодоксальная церковь в Африке окончательно превратилась в ревностного апологета императорской власти. В произведениях Августина принудительное обращение еретиков и схизматиков в «истинную веру» прославлялось как выполнение христианским государством своего религиозного {223} долга [610]. По мнению Августина, «нет более сильного воина Христа, чем император» [611]. Католические соборы и сам Августин осуществляли эту теорию на практике, постоянно обращаясь за помощью к государственным властям в борьбе против донатизма. Для ортодоксальной церкви не существовало каких-либо сомнений в соответствии существующего социального и политического строя принципам христианской морали. Для Августина подчинение подданных императору, а рабов господам — подлинно христианская добродетель. Он осуждает отказ платить подати, который является, по его словам, нарушением заповеди «воздайте богу богово, а кесарю кесарево» [612]. В этих условиях понятно, что акцентируя вопрос об отношениях церкви и государства, донатистские епископы получали в свои руки важное средство агитации против католиков и демонстрации «святости» своей церкви, не запятнанной союзом с империей. Такое же значение имело прославление мучеников, погибших во время религиозных преследований. Поддержание памяти о мучениках помогало донатистским епископам изображать католическую церковь как сообщество «преследователей» (persecutores) [613] и тем успешнее подрывать ее позиции среди масс верующих.

Основной аргумент, который выдвигали католики в своей полемике с донатистами, состоял в том, что последние являются врагами «единства церкви». Поэтому важнейшая цель «теоретических» построений донатистов сводилась к оправданию самостоятельного существования их церкви, доказательству невозможности ее объединения с католиками, которые ссылались на свою общность с римской и другими церквами империи. С этим связана разработка донатистскими авторами учения о церкви как «сообществе избранных», святых, куда нет доступа грешникам или еретикам (церковь — запертый сад, hortus conclusus) [614]. За пределами этой истинной церкви, которая отождествлялась, разумеется, с церковью донатистской, находится греховный мир, к которому принадлежит и {224} католическая церковь — сообщество «предателей» и «преследователей». Поэтому ее клирики не являются подлинными клириками [615], а крещение, совершенное ими, не имеет силы. Объединение с этой церковью равносильно измене истинной вере. При разработке этой теории донатистские богословы умело использовали теологическое наследство Киприана, а также традицию африканской церкви III в. вторично крестить еретиков. Поскольку вторичное крещение было отвергнуто римской и ортодоксальной африканской церковью, оно оказалось в руках донатистов превосходным орудием доказательства исключительности, «святости» их церкви, соблюдения ею ригористических норм раннего христианства и ее враждебности «предателям». Ортодоксальные авторы, полемизируя с этим принципом донатистов и доказывая единство крещения, утверждали, что святость церкви определяется таинствами, т. е. в данном случае самим актом крещения, а не «святостью», на которую претендуют донатисты. Сама эта совершенная «святость» вообще недостижима, с их точки зрения, на земле, ее носителем является только Христос [616]. Поэтому личная святость священнослужителя не может рассматриваться как критерий его принадлежности к истинной церкви, и совершенное им крещение действительно независимо от его личных достоинств. В этой концепции, несомненно, сказывалось стремление католических теологов лишить вопрос о связи их церкви с епископами-«предателями» той остроты, которую он приобрел в начале IV в. и все еще сохранял в конце IV — начале V в. Таким образом, полемика между двумя направлениями в африканском христианстве неизбежно развертывалась — хотели того или нет участники этой полемики — главным образом вокруг проблемы отношений церкви с окружающим ее миром. Эта проблема стала центральной для широких слоев верующих в период интенсивного изменения социально-политической роли христианства, поэтому любой церковный конфликт, если он принимал достаточно широкий характер, не мог не затронуть ее в той или иной степени. Если представители ортодоксальной теологии {225} в Африке разрабатывали теории, соответствующие изменившемуся положению их церкви, то руководители донатизма использовали ту оппозицию, которую вызывали эти изменения. Следовательно, и в чисто теологическом плане конфликт между донатистской и ортодоксальной церквами отражал в известной мере борьбу различных социальных тенденций внутри христианства.