Северная буря

Ни растеньица. Деревья, кусты, травы, мхи — все дочиста смяли бессчетные потоки, низвергающиеся с крутых склонов. То здесь, то там оставался незалитый участок, блестящий гравий с разноцветными примесями того да сего. Почва почти повсюду исчезла, обнажились скалы, кости многострадальной земли. Но куда подевалась почва? Озеро в чаше долины было чистым, незамутненным, хрусталь, да и только. Лишь колдовская сила обитала в этих водах, насыщая их, равно как и воздух над ними, изумрудным сиянием. Прибрежные скалы поблескивали в свете невысокого солнца. Кое-какие выступы были острыми, воды не сгладили углов. Другие блестели, обкатанные; кое-где обнажились рудные и хрустальные жилы. Иные скалы казались причудливыми изваяниями. Какое там казались, стали. Вот конь с плавниками вместо копыт. Рыба с пастью, из которой зубы гнутся во все стороны. Коза с хвостом ящерицы. Уродливые лица воззрились на Велиндре. Одни безумно хохотали, на других застыли ужас и боль. Одно изображение снова и снова привлекало взгляд: грубое подобие тучи, удерживаемой в неподвижном вихре наверху. Велиндре более пристально вгляделась в ближайший к ней завиток, тот, что под самым гребнем. Отсюда он напоминал змею, кусающую себя за хвост.

Велиндре начала осторожный спуск по коварному склону. И внезапно нога ее не нашла опоры. А там и другая. Обе болтались в воздухе. В следующий миг Велиндре очутилась по пояс в воде, хлынувшей во вновь образовавшуюся расселину. Ее руки поймали всплывшие складки платья. Течение повлекло Велиндре, обдав холодом, он охватил ее ноги, проник под одежду, сжал в ледяных объятиях грудь. Тяжесть шерстяного плаща давила и тащила по течению, и вот уже только золотая коса плывет по поверхности. Велиндре барахталась из последних сил, и вскоре вода с изумрудной вспышкой сомкнулась над ее головой. Течение понесло ее по камням в озеро, взбив над ней нефритовую пену. Плотно закрыв рот и глаза, она сражалась с пряжкой плаща. Кольнуло, и вот она сорвала с себя тяжелую ткань, а боль унял ледяной холод. Плащ скользнул прочь. Велиндре бесчувственными пальцами схватилась за пряжки ботинок. Стряхнув обувь, она попыталась всплыть на поверхность. В груди горело. Подол опутал ноги, увлекая колдунью вниз. Она возилась с застежками пояса, пока не высвободилась. Затем избавилась от намокшего сдавливающего корсажа, не позволяя отчаянию себя одолеть. И, наконец, рванулась к поверхности. Но, открыв глаза, обнаружила, что ей не дает подняться непроницаемая полоса зеленого света. Озеро крепко держало ее. Воздух наверху и земля в глубине оказались равно недоступны. Вода, одна вода. Окружающая, пропитывающая, колдовская, холодная, проникшая в кровь, повелевающая остановиться, стать единым с этим мирным, чистым, невозмутимым озером.

Велиндре заставила себя расслабиться, распласталась и поплыла. Закрыв глаза, сосредоточилась на воздухе в легких. Как бы его там ни было мало, но это воздух, и он принадлежит ей. Крохотная частица инородной стихии за колдовской преградой. Он, этот воздух, кружил над морями в пору великих бурь, когда вода выполнила веления воздуха. Он проносился над сушей, когда огонь тешился влагой в летнюю жару. Лишь воздух изведал крохотные пустоты в земле, где не пройдет вода.

Зеленое сияние над головой заколебалось, там и сям в нем появились аквамариновые блики. Затем воды пронзил сапфировый свет, выбросив колдунью наверх. Она лежала на водной глади, хватая воздух ртом и дрожа. Затем толкнула воду ладонью. Ощутила ледяную корку, льдину окаймлял яркий синий свет. Сердито трещал зеленый огонь. Но сапфировая граница оказалась нерушимой. Велиндре подтянулась и встала на четвереньки, тяжело опираясь на ладони. Кожа у чародейки стала такой же белой, как облепившие ее белье и чулки, она неудержимо дрожала. Над озером эхом пронесся смех, игривый, лукавый, он летел к Велиндре от каждого из каменных ликов. Она подождала, пытаясь справиться с пропавшим голосом.

— Опять же восхитительно, великий Азазир. Я еще ни разу не встречала такого господства над стихией.