Северная и восточная Тартария

Имеются также и кайдакские тартары. Их князь или глава, когда хочет вести войну, может собрать 20 000 евреев верхами, кроме людей собственных народностей. Упомянутые евреи говорят, что они там уже находились со времени вавилонского плена. До сего дня они еще сохраняют еврейскую веру, живут в открытых местечках и деревнях. Другие уроженцы там, это магометане и говорят на турецком языке.

Кумукские тартары, иначе дагестанские или горные тартары, живут тоже в открытых местечках и деревнях, говорят на турецком языке и исповедуют ту же веру.

Чиркасские тартары большей частью язычники, поклоняются шкурам лошадей, коров и коз, у них свой особый язык, живут в открытых местечках и деревнях.

У всех этих народов одинаковый обычай одеваться, и большей частью, по персидскому образцу. У них и одинаковое оружие — сабли, стрелы, луки и копья, есть и ружья.

Персы обычно не уважают тартар, потому что те большей частью с каким-нибудь из этих народов воюют. Здесь заканчивается сообщение господина Келлера.

Следует выдержка из описания путешествия из Персии в Астракань, через Каспийское море, совершенное в 1686 г., под руководством господина Константинуса Гурского, посла его Величества Польши, присланное мне

В том же июне месяце 1686 г., после полудня, мы снова продвинулись вперед и пришли, после того, как прошли 10 миль через высокие и другие горы, к большой равнинной пустыне[943], которую мы перешли к полуночи, и пришли к небольшой реке, где жители отдаленных деревень лежали со своим скотом и палатками.

В этот день мы вечером, вместе с Кафилахом из 400 мулов и верблюдов, снова грузили и пришли, пройдя 8 миль по очень сухой равнинной земле к большим рекам Аракс и Коракс, которые впадают в Каспийское море и берут свое начало, одна из Турции, а другая из Горсистана. Упомянутые реки имеют ширину около пушечного выстрела, в них ловят карпов и разные сорта рыбы.

Около этой реки много садов с белыми тутовыми деревьями, где персы разводят много шелка.

7-го июля, с рассвета к нам подошли две маленькие лодки, сшитые вместе веревками, на них мы почти весь день занимались перевозкой путевых принадлежностей посла и купцов и заставили лошадей переплыть реку, что было, ввиду сильного течения, опасно.

8-го числа, к вечеру, с заходом солнца, мы уехали от названной реки, где при переправе утонули две лошади.

Когда мы, после целой ночи езды, через час после восхода солнца, прошли мимо очень красивой пашни и через высокие горы и продвинулись на и миль, мы вблизи одной деревни под названием Лангабус, на очень высокой горе, в двух милях от Шамахи, разбили наши палатки около многочисленных виноградников, хотя мы в деревне совсем не нашли живых людей, чтобы укрыться от жары[944]. На этой горе много красивых чистых источников, /W 693/ так что там ни скот, ни люди не страдают от жажды.

9-го июля, после полудня, мы снова собрались в путь, и пришли, потерпев много неудобств, к месту в одной, примерно, мили от Шалмхи, в сад Мусабок, где, ввиду того, что шли слухи, что в городе чума, мы разбили палатки. Вскоре нас приветствовали армянские и русские купцы[945].

10-го июля и дальше, каждый день нашего пребывания, мы проводили время в основном, осматривая город, лежащий в главной своей части на спуске и подъеме горы, и кладбища рядом. Вся окрестная земля очень гориста, но до вершин гор и в долинах засеяна рожью и другими хлебами, что было приятно наблюдать. Около города, на самой высокой горе, стоит древний разрушенный замок, откуда вытекают много красивых, шумных источников с чистой водой. Ее проводят от вершины горы через весь город, чтобы община могла ею пользоваться.

1-го августа отсюда уехал с нами в компании, шведский посол со своей свитой, и польский гонец Контеский, которого мы в Ардевиле нашли больным, к Каспийскому озеру. После того, как мы прошли три мили по очень высокой горной местности, мы пришли в один караван-сарай[946] в Каслу, где разбили палатки близко одна к другой, вдоль быстро текущей реки. В этом караван-сарае стоял камень, на котором греческими буквами было высечено: «Ян Янсз[он] ван Дуркердам в 1670 здесь был рабом».

2-го августа мы утром, на рассвете, снова отправились с несколькими торговыми людьми, у которых было с собой много тюков шелка, и пришли проехав 5 миль по очень высоким каменным горам, к маленькому караван-сараю под названием Хадье Бине, где мы около быстрой мутной реки разбили палатки. Мы там ничего не могли достать, и даже не встретили людей.