Северная и Западная Европа

Приглянутся, к примеру, какому–нибудь барону или монастырскому настоятелю земли родовитого англосаксонского лорда, — тут же «благодетели» вместе с шерифом измыслят какую–нибудь его вину, тут же и отберут земли, а хозяина объявят вне закона. А это значит — лишат всех прав, не смеет человек владеть ни лугом, ни пашней, ни собственным домом. И иди — гуляй, побирайся — твое дело. Да что там о лордах говорить. Не щадили и мелкого собственника — йомена. Бывало, последнюю корову, последнюю овцу отберут за налоги. И чем тогда бедолаге детишек кормить? Идти в лес, промышлять охотой? Боже упаси! Все леса и перелески, все речки и речушки — собственность короля. И охотиться, и рыбу ловить — ни–ни! Попадешься королевскому лесничему, тот донесет шерифу, и ни больше ни меньше — смертная казнь. Виселица.

А куда было податься изгнанникам, объявленным вне закона, как не в леса? И были в то время полны леса всякими бродягами и разбойниками, и грабили они на дорогах, и стреляли королевских оленей, хоть и грозило это им лютой смертью. Страшные, горькие, жестокие времена. Что же это тогда Англию называют «старой доброй Англией»?

Чего же доброго, чего же хорошего? Ну, как же. Ведь солнце все равно светило, и небо бывало ясным, и певчий дрозд тогда так же звонко–серебристо пел на вечерней зорьке, как и сейчас. И приходила весна, и уходила весна. И наступало лето. И шли теплые дожди, и на лугах цвели маргаритки. А еще трепетала в сердцах отвага, и любовь, и скрытая душевная сила, и жили в людях того времени надежда и вера в Пречистую Деву и сына ее — Господа нашего — Иисуса Христа. Так вот. Послушайте, что случилось в 1160 году.

Хороша была дочь сэра Джорджа Гэмвелла, из Гэмвелл–холла, что в Ноттингемшире. Сколько женихов сваталось к прелестной Джоанне! И богатых и знатных. Но у сердца свои таинственные пути и законы, и запретов оно не слушается. Полюбила Джоанна молодого и пригожего Вильяма Фитцутса из Аоксли. Был Вильям Фитцутс саксом, и родители его, и бабушка, и дедушка. Но старый лорд Гэмвелл с чего–то взял (или наплел кто–то из отвергнутых женихов?), что есть у Фитцутсов в каком–то колене норманнская кровь. Да не было этого, не было!

Но сэр Джордж и слушать ничего не хотел, так клокотала в нем ненависть к проклятым норманнам. Запретил он Вильяму даже близко к дому подходить, не то что переступить порог.

— Чтобы духу тут не было этого твоего поганого норманна! — кричал он дочери, багровея от гнева.

— Да откуда же вы взяли, отец? Это все наговоры, не слушайте их, умоляю вас! — упрашивала отца Джоанна.

Да разве сломить волю старого самодура? Убедишь его в чем–нибудь? Но ведь и любящие сердца не уговоришь вдруг в одночасье разлюбить. Это всегда так было. Из века в век.

Ночью пришел Вильям Фитцутс под окошко своей любимой. И они поклялись друг другу никогда не разлучаться.

Вскоре старенький священник из дальней церкви обвенчал их. Так что сэр Джордж ни оглашения не слышал, и вообще ни о чем не догадывался. Каждую ночь никем не замеченный и не узнанный прокрадывался юный супруг в спальню своей жены, а перед рассветом торопливо покидал ее дом.

И пролетели месяц за месяцем, и весна прогнала зиму.

И светили им весенние зори, и пели соловьи, и прохладно и сладко пахли вновь рождающиеся травы. Потом Вильям уехал по делам в Лондон. Весна кончилась, лето уже переломилось и стал убавляться день, когда муж вернулся. Тайком пробралась к нему служанка Джоанны Кэтрин, слава Богу, никто не заметил, и передала ему записочку.

«Любимый мой! — писала Джоанна. — Спаси меня, увези отсюда, потому что скоро все откроется. Я и представить себе не могу, что отец сделает со мной и с нашим малышом, когда он родится. Но тебя–то он точно убьет, поверь мне. Поспеши, мой милый, покоя не буду знать, пока не обнимут меня твои сильные, твои надежные руки».

Троих самых верных друзей кликнул Вильям Фитцутс. Они отправились в Шервудский лес, чтобы отыскать укромную полянку и приготовить местечко, где бы могли спрятаться беглецы. В свой родовой замок лорд Вильям Фитцутс, ясное дело, не мог отвезти законную супругу. Лорд Гэмвелл явится туда первым делом, тут и гадать нечего.

Глубокой ночью четверо мужчин появились под окном у Джоанны. Окно было распахнуто. Она их ждала.

— Это ты, Вилли? — послышался ее шепот.

— Я, дорогая. Тише.

И она, зажмурившись, прыгнула вниз на растянутый под окном багряный плащ. Вильям на руках отнес ее и усадил перед собой на коня. Им очень повезло: в этот день в деревне был праздник, и нагулявшиеся, наплясавшиеся и напробовавшиеся эля слуги крепко спали.

Беглецы быстро достигли опушки и вступили в тишину и сумрак леса. И никто им не помешал. И никто их не увидел. Только луна глядела с небес. А луна, хоть и увидит, — никому не скажет…

Ох, какая же гроза разразилась в Гэмвелл–холле наутро, когда в установленный час дочь не явилась пожелать отцу доброго утра.

— Бездельники, плуты, мерзавцы! — кричал лорд Гэмвелл на свою челядь. — Всех перевешаю, всех, от дворецкого до последнего мальчишки–грума!