Северная и Западная Европа

Однажды, когда Дика не было дома, жена его, строго соблюдавшая всюду чистоту и опрятность, захотела вынести из хижины все лишнее и прибрать ее к приходу мужа получше. Она подошла к старым сетям, лежавшим в углу, сдвинула их с места и вдруг увидела на полу свою дорогую волшебную шапочку. Тысячи новых мыслей и старых воспоминаний тотчас же зароились в голове ее; она подумала о своем отце, о своих подругах, о родине… Потом пришли ей на память муж ее, Дик, и маленькие детки, которым еще так нужны были ласки и заботы матери. Однако же, подняв свою шапочку, повертев ее в руках, она подошла к колыбели, где спал ее младший сын, поцеловала его, простилась с остальными детьми и, утешая себя мыслью, что может сойти в море лишь на время и всегда вернуться к своему милому Дику, медленно направилась к берегу.

Дик вернулся домой вечером и, не видя своей жены, стал спрашивать о ней у своей маленькой дочки, но та ничего не могла ему сказать вразумительного. Тогда он направился к соседям и узнал от них, что те видели, как жена его ходила по берегу и что на голове у нее была какая–то странная шапочка. Тут уж он бросился в угол своей хижины, стал рыться между старыми сетями и, не найдя заветной шапочки, догадался, в чем дело.

Разлука с феей была страшным ударом для Дика. Он совершенно не мог утешиться и решительно не хотел слышать о женитьбе, уверенный в том, что его жена и мать его детей должна к нему когда–нибудь вернуться.

Но год шел за годом, а морская царевна все не выходила на берег. Никто не видел ее с того времени, как она исчезла, но память о доброй, услужливой и кроткой фее все еще живет среди жителей окрестностей Смервикской гавани».

У нике и никсов замечали люди такую же страсть к музыке и пению, как у всех других эльфов. Часто слу–чалось, что никсы увлекали к себе под воду молодых людей, восхитив их прелестной гармонией своих песен. В Швеции рассказывают про речного человека (stromkarl), что он большой музыкант, что музыка его состоит вся из одиннадцати вариаций, из которых, впрочем, только десять могут быть известны людям и доступны их слуху: одиннадцатую играет он лишь тогда, когда хочет заставить плясать все подводное царство. Замечательно среди шведских и норвежских поверий о никсе еще и то, будто он очень охотно берется учить музыке на скрипке или на каком угодно другом инструменте за известную плату. Плата эта обыкновенно состоит в том, что в реку кидают черного ягненка или белого козленочка. Если эти животные бывают тощи, то нике поведет ученика в своих уроках не далее настраивания скрипки; если же он останется доволен приношением, то схватит ученика своего за правую руку, станет водить ею по струнам до тех пор, пока кровь не брызнет из пальцев, и тогда уже из ученика выйдет великий музыкант и будет он в состоянии извлекать из своего инструмента такие звуки, от которых «деревья будут плясать и воды останавливаться в своем течении».

Впрочем, ирландцы и в легендах о водяных феях так же оставляют преимущество относительно музыкальных способностей на стороне людей, как и в легендах о мирных соседях. Как в последнем случае они ловко противопоставили эльфам маленького и горбатого Люсмора, одаренного тонким музыкальным слухом, так точно рассказывают они легенду и про одного слепца–музыканта, которому была известна такая чудная музыка, против которой ничто не могло устоять, которой приобрел он даже руку морской девы, после чего и стал морским царем. Предлагаем эту любопытную легенду.

«Коннор был лучшим из всех свирельщиков в целом Мюнстере[13]; а это не малость. Он умел исполнять всякие песни и народные гимны, нимало не затрудняясь. Это бы еще все ничего, да ходил про него в народе слух, что он не одну простую музыку знает, а и такую, которой может заставить плясать все вокруг себя. От кого и как научился он этой музыке, никто сказать не мог, потому что Коннор никогда никому не говорил этого и ни перед кем не игрывал заветного мотива — все знали о нем лишь по слухам. Ни одна ярмарка, ни одна свадьба, ни один приходский праздник не обходился без слепого Коннора и его свирели. Старушка–мать водила несчастного слепца под руку с одного места на другое.

Случилось им однажды прийти в Ивераг, приморский городок, известный во всей Ирландии своими бурными берегами и сильным морским прибоем. В тот день был в городе праздник, и все жители гуляли на лужайке, которая простирается за городом от подошвы высоких и крутых гор до самого моря. Чуть только явился слепой свирельщик, все тотчас его окружили и заставили играть. Начались танцы. Долго играл свирельщик, и все слушавшие музыку его и плясавшие под нее беспрестанно говорили: «Вот музыка так музыка!»

Всех больше восхищался ею один горбатый и старый танцмейстер. Когда наконец Коннор остановился, чтобы перевести дух, тот не вытерпел, подбежал к нему и, дружески ударив по плечу, сказал:

— Славно ты играешь, дружок! Только ведь сухая ложка рот дерет. Ты, верно, не откажешься выпить?

— Ну конечно, — отвечал Коннор, — если только будет на то ваша милость.

— Чего же ты хочешь?