Северная Корея изнутри. Черный рынок, мода, лагеря, диссиденты и перебежчики

Пхеньян vs. все остальные

Социальный состав жителей Пхеньяна отражает желание властей населить столицу лоялистами. За многие годы люди с низким показателем сонбун были высланы в отдаленные районы, оставив Пхеньян в распоряжение представителей верхушки общества. В 1973 году, например, Ким Чен Ир, став заведующим ОИО, отдал указание провести тщательное расследование уровня сонбун у всех членов Трудовой партии Кореи. После скрупулезных трехлетних разбирательств 500 000 человек были исключены из партии. На их место он привел 600 000 новых, молодых (двадцати-тридцатилетних) партийцев, чтобы создать новое поколение элиты, персонально ему преданное. Это был общенациональный проект, но на Пхеньяне его последствия сказались в непропорционально большей степени. Но сказать, что в Пхеньяне не живут люди с низким сонбун, было бы преувеличением – в конце концов, среди пхеньянцев много бедных и даже недоедающих (что предполагает, при прочих равных, относительно низкий сонбун), да и купить себе право на проживание в Пхеньяне сегодня можно за взятку. Но естественно, огромная привилегия жить в столице доступна почти исключительно представителям «лояльного» слоя общества.

Однако существующий в Северной Корее разрыв между центром и периферией гораздо глубже, чем «сословный» характер системы сонбун. Власти КНДР уделяют непропорционально большое внимание развитию столицы в ущерб регионам. Это касается, в частности, и финансирования проектов общественного значения, включая, допустим, парки отдыха и развлечений. Правда, в глазах подавляющего большинства простых северокорейцев Пхеньян и выглядит совершенно особенным местом: дети с огромным удовольствием и воодушевлением отправляются туда в турпоездки; а взятки, которые надо заплатить за возможность попасть в столицу, сильно выше тех, которые надо платить за право посетить любые другие места.

Между центром и провинцией есть и другие культурные различия, не имеющие касательства к политике. Сеульцы иногда называют жителей сельских районов Южной Кореи чон-ном («сельский ублюдок», «деревенщина», «пентюх»); пхеньянцы – случись им выехать в сельскую местность на время – тоже наверняка поглядывают на провинциалов свысока. Те же, в свою очередь, скорее всего скажут, что обитатели столицы холодны и высокомерны; что они готовы дружить только с теми, кто может оказаться для них полезным и докажет эту полезность, – то есть примерно то же, что скажут жители южнокорейской глубинки о сеульцах.

Самым «деревенским» районом КНДР, наверное, является провинция Канвондо, разделенная ДМЗ надвое[178]. Уроженцы этой провинции, как правило, в наибольшей степени изолированы как от важных социальных перемен, в центре которых оказываются северо-восточные города вроде Чхонджина, так и от частно-государственного капитализма и престижного потребления, характерного для Пхеньяна. Они обделены информацией, поэтому испытывают более искреннюю лояльность к государству, чем горожане в целом. Некоторые перебежчики называли жителей Канвондо и других сельских провинциалов[179] сунджинхэ (чистыми, наивными) – по контрасту с ккэн сарамдыль (дословно – «проснувшиеся», «просвещенные», то есть те, кто осознал «реальность» Северной Кореи), в основном обитающими в городах и северо-восточных регионах. Народные волнения или восстание – если такое вообще возможно в КНДР – скорее начнутся в Чхонджине, чем в Канвондо.

Если Пхеньян и северо-восток КНДР полны «просвещенных», жителям столицы соглашательство с властью и смирение с противоречиями сложившейся в КНДР системы приносят много больше выгод, поскольку они имеют привилегированный статус. Те же, кто проживает на северо-востоке, в наибольшей степени оставлены правительством без внимания, если не сказать брошены. Когда государственная система распределения начала разрушаться, две северо-восточные провинции – Хамгён-Пукто и Янгандо (вместе с Хамгён-Намдо) – первыми испытали на себе возникшие в связи с этим трудности: их централизованное снабжение полностью прекратилось еще в 1994 году. Говорят, что Ким Чен Ир попросту ненавидел провинцию Хамгён-Пукто, считая ее мятежной и враждебной его интересам. Не случайно именно Хамгён-Пукто с давних времен является местом ссылки политически нежелательных элементов. Эта самая удаленная от Пхеньяна провинция естественным образом превратилась в «отстойник» для тех, кто не пользовался доверием режима.