Северная роза

– Двадцать пять, – качнул головой Григорий. – А деньги разом получите и вы, и Барбарусса – при встрече с ним.

– Коли так, зачем тебе нужен посредник? Корабль есть? Ну вот – выходи в море и…

– За выкупом Барбарусса отпустил моего брата, – пояснил Григорий. – Отец и брат – купцы. И если мы с Прокопием снова попадем в плен, а наши деньги отнимут, больше некому будет нас выкупать. Поэтому я хочу встретиться с Барбаруссой не в море, а на суше. И вот еще что: я забыл упомянуть, что человек, который предоставит для этой встречи свой дом, получит двадцать тысяч за беспокойство.

– Двадцать пять! – словно выстрелил Аретино, и Григорий кивнул:

– Сговорились.

– Всего, стало быть, это получится пятьдесят… пятьдесят тысяч дукатов? – задыхаясь, спросил Аретино.

Григорий кивнул, и Троянде показалось, что на сей раз он поджал губы не от злости, а чтобы не рассмеяться.

– Хорошо, – выдохнул Аретино. – Через неделю… через две недели ты встретишься с Барбаруссой – в моем доме. Понял? Нет, ты понял?

Григорий кивнул. Как он и предполагал, цифра в пятьдесят тысяч дукатов сделала свое дело.

Глава XXI Рыжий пират

– А вот интересно: если он столько платит посреднику, то какова же сумма выкупа? – задумчиво спросил Аретино.

– Очевидно, Барбарусса это знает. Почему бы не спросить у него? – со вздохом ответила Троянда, едва сдерживая раздражение: эти слова она произнесла раз сто за минувшие две недели, потому что столько же раз Аретино задал свой вопрос. И она не сомневалась, что задаст в сто первый, в сто десятый, ибо в эти дни не существовало ничего, что занимало бы его сильнее, разве что бегство Пьерины… Однако у Аретино хватило деликатности не беседовать о ней, лежа в постели Троянды. Да и зачем? Джилья все равно была здесь – той незримой третьей, которая не дает двоим вкусить счастья. Ну, верно, не очень-то им его и хотелось, этого счастья! Во всяком случае, Троянде, ибо, когда Аретино в первый раз после ее возвращения заявился в отведенные ей покои, она испытала приступ такого возмущения и отвращения, что чуть не вытолкала его вон, не спихнула с постели, не закричала в отчаянии: «Убери свои руки!» Помешала ей только мысль: а вдруг, разобидевшись, Аретино не станет помогать русским? Как еще отыщет Григорий подходы к Барбаруссе?.. И ей удалось смириться, затаить дыхание и молча ждать, пока Аретино разденется и начнет ее ласкать. Тошнота приступами подкатывала к горлу, стоило только вспомнить, какое у него волосатое, полное тело, как он шумно, взахлеб дышит, как причмокивает, целуясь взасос, как забивает рот его борода и колются усы, как богохульствует он в мгновения последнего наслаждения… Спроси у нее сейчас Господь: согласится ли она умереть наутро, если проведет эту ночь не с Аретино, а с тем яростным русским, она выкрикнула бы свое согласие, обливаясь слезами восторга. Ведь Григорий – чужой, ненавидящий, отважный, презрительный, страстный, дерзкий, нежный, грубый, восхитительный, угрюмый – каким-то неведомым образом умудрился прибрать к рукам ее смятенное сердце, а в теле оставил такие воспоминания, что самая мысль о другом мужчине, который будет обладать ею, показалась Троянде непереносимой… просто смертоубийственной!

Аретино сбросил на пол халат и тяжело возлег рядом с Трояндою. Полежал некоторое время неподвижно, а потом с неловкостью признался:

– Черт бы подрал эту Джилью! Не иначе, напустила она на меня какие-то чары. Ничего не могу. Ничего не хочу!

А потом Аретино взбил подушки повыше, устроился поудобнее и спросил деловито, заговорщицки:

– Да, интересно: если он столько платит посреднику, то какова же сумма выкупа?

С тех пор минуло две недели. Срок, назначенный Аретино, чтобы разыскать Барбаруссу, истекал завтра, и Аретино просто-таки извелся от нетерпения. Вообще-то он изрядно рисковал, ввязавшись в эту историю. Стоило его недоброжелателям узнать, что он сам писал Барбаруссе, тайно зазывал его в Венецию, принимал в своем доме, а потом дал спокойно скрыться… да Аретино враз растерял бы добрую половину своих покровителей, а то и угодил бы в тюрьму! Троянда не могла не отдать должное спокойствию и отваге, с которыми он держался. И если в первые дни, когда готовили быстроходную фелюгу для спешной отправки в Константинополь, пока Аретино сочинял Барбаруссе убедительное письмо, гарантирующее его безопасность, он изрядно нервничал, то чем ближе подходил день встречи, тем спокойнее и увереннее в себе становился Аретино.

Чего никак нельзя было сказать о Троянде…