Северная война

– Ну, други верные, мне уже пора! А вы, Алексей и Елизавета, присаживайтесь, не стесняйтесь. В ногах – больных особенно – правды-то точно нет… Поеду я. Если еще задержусь немного, то и обед приблизится. А что за дорога – после сытной и обильной трапезы? Какие будут просьбы, наказы? Что передать прекрасной и несравненной Александре Ивановне Меньшиковой?

– Просьбу одну, мин херц, передай моей супруге, – попросил Егор, чуть поморщившись: в больной ноге начало болезненно «постреливать». – Пусть, меня не дожидаясь, с детьми выезжает в Александровку. Там воздух чистый и целебный, продукты свежие. Детям очень полезно будет провести в деревне два-три месяца. И я туда скоро приеду, прямо из Новгорода, Москву минуя.

Ты же, мин херц, дашь мне месяца два отпуска – на окончательную поправку здоровья? Вот и спасибо! И Алексей с Луизой подъедут к нам…

– Зачем это? – непонимающе и подозрительно набычился Петр. – Я самому Алешке намедни отписал парочку деревенек крепких да зажиточных. С чего ему проживать в чужих вотчинах?

«Если ты, братец, попадешь когда-нибудь в царскую опалу, то и всем к тебе приближенным опалы не избежать!» – заявил, непонятно к чему, внутренний голос.

– Так вместе – оно и веселее будет! – осторожно ответил Егор. – Опять же, мин херц, в Александровке-то моей уже все налажено, обустроено, перестроено… Комфорт – одним словом! Бабки-знахарки там есть знающие. Травами лекарственными помогут, настоями целебными, мазями хитрыми…

– Ладно, делайте как знаете! – нервно махнул рукой царь. – Если что случится важного, то гонца пришлю… Ну, чего ждете? Подходите, обниму по очереди – на прощание… Э-э, да сидите уж, я сам подойду! Забыл совсем, что вы, соратники, нынче слабы и немощны… А ты, высокородный маркиз де Бровки, бриться-то не забывай! То что приболел немного, это еще не повод – нарушать мой царский Указ. Ишь, всю щеку мне исколол, мерзавец! Ну, давайте, сподвижники, до скорой встречи…

Петр уехал. Дней десять Егор холил свою больную ногу в целебных новгородских пузырчатых водах, помогал Луизе обихаживать Алешку, присматривал за хитрым и ушлым воеводой Таничевым.

Наконец, они тронулись на юг, обходя Москву стороной, через Великие Луки, Смоленск и Брянск. Ранним осенним утром, не доезжая верст десять—двенадцать до Ельца, обоз неожиданно остановился.

– Эй, Ванька! – несильно ткнул Егор локтем под ребра спящего Ухова, которого взял себе в денщики. – Давай, быстро выпрыгивай из кареты. Сбегай молнией, узнай: чего там за ерунда такая. Если что – сразу бей в зубы…

– Да уж известное дело, Александр Данилович! Не извольте беспокоиться! – хрипло заверил Ухов, открывая каретную дверь. – Мы – ужо… Сейчас всем иродам непочтительным наваляем – по самое первое число! – неожиданно захрипел и тоненько завыл: – За что – так-то вот? По ним – по самым? Больно-то как…

– Молчать, смерд! – строго и непреклонно велел нежнейший голосок, который мог принадлежать только невинному небесному ангелу. – Пшел вон, скотина! Ползи вперед, недоносок, вон к тому костру. Обогреешься, перекусишь… Ну, долго я буду ждать? Форверст! Считаю до трех и сразу стреляю! – раздался характерный звук взводимого тугого пистолетного курка…

Еще через минуту в каретную дверь постучали: одновременно настойчиво и нерешительно, а нежнейший голосок, который мог принадлежать только невинному и непорочному небесному ангелу, ласково спросил:

– Любезный мой Александр Данилович, господин генерал-майор, высокородный сэр Александэр! Не соскучились ли вы, часом – в своих долгих воинских странствиях – по жаркой женской ласке? Не соблаговолите ли принять в свои жаркие объятия одну симпатичную особу? В меру – молоденькую, в меру – страстную, в меру – развратную, в меру – целомудренную? Но любящую вас – без всякой меры…

– Залезайте ко мне в карету незамедлительно, в меру развратная особа! – повелительным и грозным голосом, улыбнувшись так широко, что даже уголкам губ стало чувствительно больно, велел Егор. – Залезайте и сразу же, не теряя времени понапрасну, раздевайтесь…

– Ну и откуда ты здесь появилась? – минут через двадцать спросил Егор, нежно целуя жену в голое плечо.

– Соскучилась сильно, вот и появилась! – довольно прищурившись, скупо пояснила Санька. – Мне Петр Алексеевич передал твой строгий наказ – следовать с детьми в Александровку и там дожидаться. Я женщина богобоязненная и послушная, проследовала, ждать стала. Целые сутки прождала-проскучала, надоело. Вот и выехала навстречу… Ты рад, надеюсь? Давай сюда свою больную ногу, я осмотрю… Ну и ничего страшного нет, уже все рубцуется! Через две-три недели скакать у меня будешь – как козлик молоденький…

– Буду, конечно! – покладисто согласился Егор и предложил: – Сань, а давай уже вылезем из кареты, а? А то неудобно как-то…

– Чего тут неудобного? – искренне удивилась жена, торопливо застегивая и оправляя свое платье. – Мы с тобой венчаны, чай. Опять же, почти все лето не видались. Люди, они что, без понятия? Не удивлюсь, если карета Луизы и Алешки тоже до сих пор слегка покачивается на рессорах…