Бровкин расстроенно нахмурился и объявил:
– Запаздывают важные новости, зело запаздывают! Шведский львенок, он тоже не дремлет. Мы решили провести диверсию под Дерптом, а он – под датской столицей… С огромным флотом (взявши в денежную аренду английские и голландские суда) появился Карлус – три недели назад – перед древними фортами Копенгагена и нагло потребовал сдачи города. Христиан – государь датский, честно вступил со шведами в соответствующие переговоры. Карлус же – коварно и вероломно – высадил двадцать тысяч пехоты в тылу у датской армии… Еще через два дня Дания признала свое полное поражение и вышла из войны. А Карл Двенадцатый сел на трехмачтовый фрегат и отбыл на Митаву. Зачем? Извини, государь, о том мне неведомо… Вот его послание, доставленное гонцами в Дерпт, зачти…
Письмо Карла даже не было помещено в конверт: обычный пергаментный свиток, небрежно запечатанный овальной сургучной печатью нежно-пурпурного цвета.
Петр столовым ножом аккуратно вырезал печать, развернул свиток, наскоро пробежал текст глазами, широко и довольно улыбнулся, прочел более внимательно, восхищенно похмыкав, протянул пергамент Егору:
– Посмотри на это, охранитель! Прочти, а потом поделись своими впечатлениями.
Судя по всему, письмо писал (на жуткой смеси немецкого и голландского языков) сам Карл Двенадцатый – лично: многочисленные грамматические и стилистические ошибки, причудливые кляксы, разбросанные здесь и там – по всему пергаментному листу…
«Как будто рукой Петра Алексеевича начертано! – тут же высказался наблюдательный внутренний голос. – Почерк пляшет – во все стороны, ошибки – характерные… Разве что у этого шведского Карлуса клякс будет гораздо поболе. Но он и помоложе будет нашего царя, если уж на то пошло…»
А вот сам текст письма откровенно поражал: в нем Карл называл Петра своим «братом – по утехам воинским…», «одним из немногих, помнящих, что есть такое – дух рыцарства…», сожалел, что «время военное препятствует их личной встрече – вне поля бранного…» цветасто восторгался дерзостью и наглостью вылазки при мызе Эрестфер… Если отбросить всю эту романтическую шелуху, суть предложений шведского короля сводилась к следующему: он полностью был готов на обмен заслуженного и славного генерала Шлиппенбаха на смазливую ливонскую девчонку и толстый мешок с гульденами. Более того, Карл давал свое честное королевское слово, что в случае доставки вышеозначенного генерала на Митаву он тут же выдаст доверенным лицам царя Петра грамоту, разрешающую вывоз в Россию юной девицы Марты Скавронской, но – только в случае ее (Марты) добровольного согласия на то.
Егор протянул пергамент Бровкину, после чего раздумчиво высказал свое мнение:
– Предлагаю, мин херц, поверить этому Карлусу! Мы с Алешкой, прихватив с собой генерала Шлиппенбаха, съездим на Митаву, поговорим с королем шведским, получим обещанную грамоту, проедемся до Мариенбурга, девицу заберем… Да без всяких вопросов! Как раз уже май месяц будет заканчиваться. Я говорю в том смысле, что к этому времени как раз начнется и веселая охота за командором Лешертом. Только уж ты, государь, не проводи все это время в ожидании трепетном да в делах корабельных, милых твоему сердцу…
Петр – от нешуточной обиды – даже громко пукнул и выдал гневливую тираду:
– Ты что же, охранитель долбаный, за ребенка малого и неразумного держишь меня? За мальчишку нежного, который из-за женской юбки забудет о государственных делах? На плаху захотел – вместе с красавицей женой и детишками малыми? Я же тебя, мерзавца, в мелкий порошок сотру…
– Мин херц, прости! Я, честное слово, не хотел тебя обидеть!
– Пархатый серый волк – «мин херц» тебе! – желчно заявил царь, после чего неожиданно успокоился и перешел на сугубо деловой тон: – Все я помню! И за доставкой осадной артиллерии присмотрю, и за переброской дивизий в Новгород и Псков – на постоянные квартиры… Что там еще? Андрюшка Соколов с Александровским полком в июле месяце должен подойти к ладожской деревне Назия? Подойдет, не сомневайся! Жена у тебя, Данилыч, должна рожать? Присмотрю… Все, завтра же, оглоеды, выезжайте на Митаву! Я сказал…
В честь последних и значимых успехов, охранная служба Егора была официально (царским Указом) переименована в – Службу Внутренней Стражи…
Митава – в первой декаде нежного апреля месяца, господа мои, это что-то совершенно незабываемое и прекрасное! Особенно если вся зима выдалась, в целом, теплой… Егор и в прошлой своей жизни – в двадцать первом веке – не уставал бесконечно удивляться: почему весна в Прибалтике и южной Финляндии приходит на три-четыре недели раньше, чем в питерских шестисоточных садоводствах?
Температура окружающего воздуха днем находилась на уровне плюс пятнадцати, ночью – не ниже плюс семи-восьми градусов. Вовсю уже цвели крыжовник и смородина, на яблонях набухали крупные плодовые почки…