Он сидел на полу, склонившись и укрыв голову руками. Я поняла, что находиться со мной рядом ему невыносимо. Так сильно я его обидела. Мы два дня молчали: я от стыда, он от обиды, а на третий мне хватило сил извиниться.
Он сказал:
– Тебе не нужно извиняться. Ты бы никогда так не думала, если бы я не…
Договорить у него не получалось, но мы оба знали, в чем наша главная проблема.
– … если бы не мои поступки, – нашёлся наконец он.
И я мысленно согласилась: да.
На его лицо можно любоваться бесконечно. Пусть на огонь и воду смотрят философы, а я – простая смертная женщина – буду всматриваться в черты любимого мужчины. Интересно вот, насколько одинаковы и различны стороны его лица: левая безупречна, а правая «подпорчена» родинками. Но что ещё интереснее – моя любимая та, которая «не стандарт». За время модельной карьеры мужа мне довелось видеть сотни его снимков, где эти родинки магическим образом исчезали с его лица, а вместе с ними и его индивидуальность. И пусть те фотографы и редакторы – именитые мастера, профессионалы, выдающиеся художники, как по мне, грош цена их таланту, если самое ценное они не увидели. Не поняли. Не уловили. Красота в неидеальности.
Я люблю прикасаться к ним, осторожно трогать пальцами или просто прижимать к щеке ладонь. И если целую при встрече или при расставании, всегда целюсь в ту, которая попала в складку над его верхней губой.
Ну, это уже перебор, конечно – целовать спящего человека: Лео открывает глаза. Но не сильно – видит меня, чуть улыбается и закрывает обратно.
Я глажу его щёку, волосы, шею. И хотя ласка предназначена для него, нежная истома почему-то растекается реками именно во мне, попадает в самые серьёзные каналы связи с ним. Я ощущаю физически, как ему хорошо, спокойно и неспокойно тоже, но в единственном правильном смысле.
– Я сплю? – хрипло спрашивает.
– Да… – отвечаю шёпотом.
– Тогда… если это сон… можно, в нём всё будет совсем уж хорошо… и ты меня поцелуешь? Долго… сладко?
Самое сложное сейчас – удерживать глаза открытыми, чтобы видеть его брови, ресницы, кожу щеки, губы. Я не сразу прижимаюсь к ним – вначале едва касаюсь, ощупываю их контур, трусь о щетину над верхней, потом обхватываю своими. Из моего Лео вырывается странный глухой стон, может, не слишком эстетичный, но услышав его, всё во мне мгновенно откликается ответной серенадой.
Он с жадностью пьёт меня, ест. Не только губами и языком, но и пальцами, ладонями, всей поверхностью своего сонного тела. Вдыхает меня глубоко.
Это не обычный поцелуй, это ритуал освобождения.
Я изобрела и развила такую теорию, что не люблю целоваться. Ласки и нежности тоже не слишком почитаю, если только речь не о детях. И когда между мной и Лео случаются объятия, это почти всегда его инициатива. Он объективно хронически недоласканный и недолюбленный муж. Я не делаю это намеренно – никогда не формулировала в своей голове идеи, вроде: а вот получи и от меня в отместку урезанную версию любви. Как демо-копию, где все основные атрибуты есть, но самое интересное отрезали, отрубили, выключили. Это происходит само собой, и ничего мы не можем с этим поделать. Мы живем и в целом счастливы, но иногда, особенно во время секса, у Лео в глазах проскальзывает глубинная тоска. В такие моменты он смотрит на меня, словно на конфетницу, откуда не решается брать конфеты, потому что провинился и наказан. Но иногда он бунтует, не подчиняется, и тогда его губы с жадностью прилепляются к моим. А я обычно думаю о том, что всё-таки не люблю целоваться.
Сегодня вот, похоже, люблю. Мне сладко до умопомрачения – а я, оказывается, совсем забыла, какой он на вкус. Не могу вспомнить, когда в последний раз мы целовались? Господи… кажется, ещё до рождения сына…
Мне вдруг становится больно до слез. Не за себя – за него. Но я же не нарочно, не со зла! Просто не любила целоваться, и всё тут.
Не то, что сейчас.
Какие же они мягкие… и ласковые, его губы. Такие нежные, что аж низ живота ломит волнами и всё внутри плавится. И даже чёртова плёнка.
Все эти годы она всегда оставалась внутри меня, даже когда Лео обнимал сердцем. И только сегодня посторонний человек – Саванна – подцепила её, а мы с Лео, похоже, подхватили и стягиваем полностью. Я чувствую себя такой открытой, словно все мои тёплые и живые внутренности обнажились, и когда Лео прислоняется к ним своими – такими же тёплыми и живыми – мне щекотно и сладко до ужаса. Как будто я не жила до этого в полную мощь, как будто не дышала всей грудью.
Глава 15. Северное сияние
Лео переворачивает меня на спину и только потом отрывается, приподнимается, смотрит. У него немножко слезятся глаза – наверное, от солнца, говорю себе вначале, но потом понимаю: нет смысла больше это отрицать – не от солнца. Свечение в его взгляде настолько интенсивно, ярко, многоцветно, так глубоко и метко пронзает, что у меня… мурашки. Не только на коже, но и в душе.
– Северное сияние… – говорю шёпотом.