Лира послушалась, щупая свою сумку (с которой она никогда не расставалась, даже попав в сеть), чтобы убедиться, что алетиометр все еще там. В длинной узкой каюте, в свете фонаря на крючке, она увидела полную властную женщину с серыми волосами, сидящую за столом с газетой. Лира узнала в ней мать Билли.
— Кто это? — спросила женщина. — Никак Лира?
— Правильно, Ма, но мы должны уходить. Мы убили двоих у бухты. Мы думали то были Глакожеры, но наверно это турецкие торговцы. Они поймали Лиру. Я не прочь поговорить, но только на пути отсюда.
— Иди сюда, дитя мое, — сказала Ма Коста.
Лира повиновалась, полусчастливая, полувстревоженная, опасаясь рук Ма Косты, похожих на дубины, и теперь она была уверена: это их лодку они увели вместе с Роджером и другими ребятами из колледжа. Но Ма Коста обхватила голову Лиры руками, а ее деймон, ястреб, нагнулся нежно лизнуть голову кота-Пантелеймона. Затем Ма Коста обняла Лиру своими огромными ручищами и прижала к своей груди.
— Не знаю, что ты здесь делаешь, но ты выглядишь уставшей. Можешь пойти в кроватку Билли, как только выпьешь чего-нибудь горячего. Устраивайся, дитя мое.
Похоже, выходка Лиры была прощена или, хотя бы, забыта. Лира присела на обитую скамью за отскобленным сосновым столом, и в тот же момент низкий рокот газового двигателя тряхнул лодку.
— Куда мы плывем? — спросила Лира.
Ма Коста поставила кастрюлю молока на железную печь и добавила огня.
— Подальше отсюда. А теперь помолчи: поговорим утром.
Это все, что она сказала, подавая Лире чашку кипяченого молока, покачиваясь на палубе движущейся лодки и обмениваясь шепотом парой слов с мужчинами. Лира выпила и подняла край шторки, чтобы посмотреть на темные, уплывающие назад причалы. Через несколько минут она заснула.
Она проснулась в узкой кровати, слыша успокаивающий машинный рокот глубоко внизу. Она села, ударилась головой, выругалась, осмотрелась и осторожно поднялась. Слабый серый свет падал на три другие койки, пустые и аккуратно заправленные, одну внизу, а две других поперек крошечной каюты. Она свесилась с кровати, обнаружила, что совсем раздета, и заметила своё платье и волчье пальто, сложенные на краю кровати вместе с сумкой. Алетиометр все еще лежал на месте.
Она быстро оделась и прошла в дверь, ведущую в каюту с печкой, где было очень тепло.
В каюте никого не было. В окне Лира увидела серые сгустки тумана со всех сторон, с темными силуэтами, которые должно быть были зданиями и деревьями.
Прежде чем она успела выйти на палубу, внешняя дверь открылась, и вошла Ма Коста, в старом твидовом пальто, на котором влага осела в виде тысячи мелких капель-жемчужин.
— Хорошо спала? — спросила Ма, протягивая руку за сковородкой. — Иди в спальню, я приготовлю тебе завтрак. Не стой здесь; это не комната.
— Где мы? — спросила Лира.
— На Большом Соединительном Канале. Держись подальше от палубы, дитя. Не хочу тебя видеть наверху. У нас проблема.
Она нарезала несколько ломтиков бекона в сковороду и разбила яйцо.
— Какая проблема?
— Ничего такого, с чем мы не можем справиться, если ты не будешь вмешиваться.
Больше она ничего не сказала, пока Лира не поела. Лодка замедлила ход, и что-то стукнуло о борт, и она услышала громкие гневные голоса мужчин; но потом чья-то шутка заставила их рассмеяться, вскоре голоса замолкли, и лодка двинулась дальше.
Тони Коста спустился в каюту. Как и его мать, он был покрыт влагой. Он потряс свою шерстяную шапку над печью, и капли воды зашипели и заплясали на ней.
— Что мы скажем ей, Ма?
— Сначала спроси, а потом скажи.
Он налил кофе в оловянную кружку и присел. Он был мощный, темнолицый мужчина, и теперь, глядя на него при дневном свете, Лира видела грусть на его мрачном лице.
— Ладно, — сказал он. — Теперь рассказывай, что ты делала в Лондоне, Лира. Мы думали, что тебя забрали Глакожеры.
— Я жила с одной леди…
Лира неуклюже пересказала свою историю и расставила все по порядку, как бы тасуя колоду карт, готовую к раздаче. Она рассказала им обо всём, кроме алетиометра.
— А потом, прошлой ночью на вечеринке я поняла, что они на самом деле делают. Госпожа Коултер сама была одной из них — Глакожеров, и она хотела использовать меня, чтобы помочь ей поймать больше детей. А то, что они делают…
Ма Коста покинула каюту и вышла в кубрик. Тони подождал, пока дверь закроется, и перебил Лиру:
— Мы знаем, что они делают. По крайней мере, отчасти. Мы знаем, что они не возвращаются. Детей забирают на север, далеко отсюда, и проводят на них разные эксперименты. Сначала мы считали, что они испытывают разные вирусы и лекарства, но в таком случае не было бы никакой причины начинать всё это так внезапно два или три года назад. Потом мы подумали о Татарах, может быть есть какая-нибудь секретная сделка, что они все едут в Сибирь; потому что они хотели продвинуться на север так же? Как и все остальные, за угольным спиртом и огненными шахтами. Ходили слухи о войне, длящейся дольше, чем известно о Глакожерах. И мы подумали, что Глакожеры подкупали вождей Татар, отдавая им детей. Ведь Татары едят их, не так ли? Они готовят детей и едят их.