Северное сияние

Поэтому он шныряет по рынку между лавками старьевщиков, ларьками с лотерейными билетами, торговками фруктами и жареной рыбой со своим деймоном на плече — воробьихой, озирающейся по сторонам; и когда хозяйка лавки и ее деймон оба куда-то засматриваются, раздается отрывистое чириканье, рука Тони быстро вытягивается и возвращается в просторный рукав рубахи с яблоком, парой орехов, и, наконец, с горячим пирожком.

Хозяйка лавки замечает это и начинает кричать, а ее кот совершает прыжок, но воробьиха Тони слишком высоко, а сам Тони уже успевает пробежать пол-улицы. Вслед ему еще некоторое время несется брань и оскорбления. Останавливается он у молельни Святой Катерины, где усаживается на ступени и вынимает свою горячую, помятую награду, оставляющую на рубашке жирные пятна.

За ним наблюдают. В дверях молельни, в полудюжине ступеней над ним, стоит дама в длинном желто-красном плаще, отделанном мехом лисицы — красивая молодая леди с ниспадающими темными волосами, нежно сияющими под отороченным мехом капюшоном. Должно быть, служба как раз заканчивается, потому что за спиной ее виден свет, и изнутри доносятся звуки органа, а дама держит украшенный камнями требник.

Тони ничего этого не замечает. Он сидит, сведя босые пятки и загнув пальцы ног, и увлечённо жуёт, а его деймон в это время превращается в мышь и принимается охорашивать свои усы.

Из-под плаща юной дамы показывается деймон. У него обличье обезьяны, но обезьяны необычной: его шерсть длинная, густая и шелковистая, и имеет глянцевито-золотистый цвет. Он осторожно спускается на крыльцо к мальчику и усаживается ступенькой выше него.

Что-то почувствовав, мышь снова превращается в воробьиху, вертя по сторонам головой, и прыгает через одну-две ступеньки.

Обезьяна внимательно смотрит на воробьиху; воробьиху — на обезьяну.

Деймон-обезьяна медленно протягивает маленькую черную руку с безупречными коготками, его движения ласковые и манящие. И воробьишка не в силах сопротивляться. Она прыгает все ближе и ближе, и, наконец, вспархивает на руку обезьяны.

Обезьяна поднимает ее и пристально рассматривает, а затем и поворачивается к хозяйке и взбирается наверх, забирая воробьишку с собой. Дама склоняет свою благоухающую голову и что-то шепчет деймону.

И тут Тони оборачивается. Ничего поделать он уже не может.

«Крысятина!» — встревожившись, восклицает он с полным ртом.

Воробей чирикает. Кажется, угрозы нет. Тони проглатывает еду и пялится на незнакомку.

— Здравствуй! — говорит красавица. — Как тебя зовут?

— Тони.

— А где ты живешь, Тони?

— На Аллее Клариссы.

— Что в твоем пироге?

— Жареная говядина.

— А хочешь шоколада?

— Хочу!

— Так получилось, что сейчас у меня больше шоколада, чем я могу выпить. Может быть, ты сходишь со мной, и мы выпьем его вместе?

Тони совсем растерян. Растерян с того самого момента, когда его тупоголовая деймонша вспрыгнула на руку обезьяне. Он идет вслед за женщиной с обезьяной по Денмарк-стрит, затем вдоль Пристани Палача, и спускается по Лестнице Короля Георга к маленькой зеленой двери в стене какого-то высокого склада. Она стучится, дверь открывается, они входят, и дверь закрывается. И больше Тони уже не выйдет отсюда — по крайней мере, этим путем; а своей мамы он не увидит уже никогда. Несчастная пропойца подумает, что он от нее сбежал, и, вспоминая его, будет со слезами себя винить.

* * *

Маленький Тони Макария был не единственным ребенком, пойманным дамой с золотой обезьяной. В подвале склада он увидел еще дюжину детей, мальчиков и девочек не старше двенадцати; хотя, поскольку жизнь многих из них была такая же, как и у него, ни один не мог с уверенностью сказать о своем возрасте. О чем Тони, конечно же, не задумывался, так это о том, что объединяло всех собранных здесь детей. Ни один ребенок в этом теплом и душном подвале еще не достиг половой зрелости.

Добрая дама нашла его сидящим на скамье напротив стены и привела к нему молчаливую служанку с кружкой какао из кастрюли, стоящей на железной плите. Тони доел остаток пирога и выпил сладкий горячий напиток, не особо обращая внимание на окружающих, да и окружающие обращали мало внимания на него: он был слишком мал, чтобы представлять собой угрозу, и слишком невозмутим, чтобы стать предметом издевательств.

Неизбежный вопрос задал другой мальчик:

— Эй, дамочка! Для чего вы нас всех сюда привели?

С темным шоколадом на верхней губе и с деймоном в облике костлявой черной крысы, он смотрелся, как закоренелый хулиган. Женщина стояла у двери, разговаривая с крепким мужчиной, похожим на морского капитана, и когда она обернулась, чтобы ответить, то выглядела так ангельски в свете шипящей нафтовой лампы, что все дети умолкли.

— Нам нужна ваша помощь, — сказала она. — Вы ведь не против помочь нам, правда?

Никто не вымолвил ни слова. Взгляды их вдруг стали робкими. Они еще никогда не видели такой леди; она была настолько великодушной, милой и доброй, что они почувствовали себя так, будто им улыбнулась незаслуженная удача, и с радостью сделали бы все, что бы она ни попросила, лишь бы она оставалась с ними подольше.