Северное сияние

Колледж Джордан был самым крупным и богатым из всех колледжей Оксфорда. А может быть, и самым большим, хотя этого никто не знал наверняка. Сгруппированные тремя неправильными четырехугольниками, здания начали строиться здесь еще со времен раннего средневековья вплоть до середины восемнадцатого столетия. Они не планировались строго, просто постепенно росли, повсеместно перемешивая прошлое с будущим, чтобы в итоге получить многоликое и обветшалое великолепие. Здесь что-нибудь всегда было на грани разрушения, и вот уже пять поколений одного и того же рода, Парслоу, были постоянными работниками колледжа по разряду строительных работ. В настоящее время еще один мистер Парслоу уже учил своему ремеслу сына; они вдвоем, да еще трое их рабочих, с упорством муравьев постоянно ползали по лесам, которые строили, например, на углу библиотеки, или по крыше часовни, затаскивая на нее новые каменные блоки, рулоны сверкающего металлического покрытия, или деревянные строительные балки.

Колледж владел фермами и земельными участками по всей Энглии. Шутили, что, не сходя с земель колледжа Джордан, можно дойти от Оксфорда до самого Бристоля в одном направлении, и до Лондона — в другом. Во всем Королевстве были кирпичные заводы и красильные мастерские, лесные угодья и атомные станции, владельцы которых платили колледжу налоги; каждый первый день квартала казначей и его клерки собирали его, представляли итоги Консилиуму и заказывали пару лебедей на званый ужин. Часть денег откладывалась для дальнейших инвестиций, — недавно Консилиум одобрил покупку административного здания в Манчестере — а остаток расходился на скромное жалование Мудрецам, зарплату слугам (и Парслоу, и еще дюжине таких же семей ремесленников и торговцев, которые служили в колледже), на то, чтобы содержать винный погреб щедро заполненным, покупать ямтарографы и книги для необъятной библиотеки, которая уже заняла одну сторону Четырехугольника Мэлроуз и все разрасталась, подобно кроличьей норе, на несколько этажей под землей, и, не в последнюю очередь, на покупку новейшего философского оборудования для оснащения часовни.

Очень важно было поддерживать часовню наравне с последними достижениями, потому что, как у центра экспериментальной теологии, у колледжа Джордан не было достойных конкурентов ни в Европе, ни в Новой Франции. По крайней мере, об этом Лира знала хорошо. Она гордилась высоким положением колледжа и любила похвастаться им перед мальчишками и ребятней, с которыми играла у канала или на глинистых пустырях, а на посещающих колледж Мудрецов и уважаемых профессоров взирала с жалостливым пренебрежением, потому что они были не из Джордана и не знали, должно быть, даже таких элементарных вещей, которые в Джордане знает даже самый забитый помощник Мудреца.

Что же касается этой самой экспериментальной теологии, Лира знала о ней не больше, чем ее мальчишки-друзья. У нее сложилось представление, что это занятие связано с магией, с движением звезд и планет, с мельчайшими частичками веществ, но, вообще-то, это были лишь догадки. Может быть, у звезд, как и у людей, есть деймоны, а экспериментальная теология изучает общение с ними? Лира представляла себе Капеллана, надменно разговаривающего со звездным деймоном, или слушающего его замечания, рассудительно или разочарованно кивая головой. Но о чем они могли говорить, она не могла даже представить.

Однако она не особенно задавалась этим вопросом. Во многих отношениях Лира была сущим варваром. Что она больше всего любила, так это забираться на колледжские крыши с закадычным другом, поваренком по имени Роджер, и плеваться сливовыми косточками на головы проходящих Мудрецов, или ухать как сова у окон, за которыми проходили занятия, или же носиться по узким улочкам, красть яблоки с рынка, или играть в войнушки. Точно так же, как она ничего не знала о внутренней политике и таинственных делах, происходящих в стенах колледжа, так и Мудрецы, в свою очередь, даже не подозревали о постоянно меняющихся военных союзах, враждующих с ними сторонах, их ссорах и перемириях, которые представляла собой жизнь детей в Оксфорде. Играющие вместе дети: ах, какое загляденье! Что может быть невинней и очаровательней?