Северное сияние

Мудрецы, приветствуя гостя, вошли в комнату, рассаживаясь кто вокруг стола, кто в кресла, и вскоре воздух наполнился гулом разговоров. Лире было заметно, что все они очень заинтересованы появлением ящика, экрана и проектора. Она была хорошо знакома с Мудрецами: Библиотекарем, Проректором, Следователем и остальными; эти люди окружали ее всю жизнь — учили, наказывали, утешали её, дарили небольшие подарки и отгоняли от фруктовых деревьев в саду; они были её единственной семьёй. Может быть, даже очень похожей на настоящую, если бы ей было с чем сравнить, хотя, будь у неё выбор, Лира предпочла бы колледжских слуг. У Мудрецов была куча гораздо более важных дел, чем обращать внимание на причуды полудикой, полувоспитанной девчонки, случайно оставшейся на их попечении.

Мастер зажёг спиртовую горелку под маленькой серебряной жаровней, подогрел масло и высыпал в неё мак из полудюжины головок. После застолий здесь всегда использовали мак: он просветлял ум, стимулировал речь и располагал к плодотворной беседе. Традиционно Мастер готовил его сам.

Под звуки шипения масла и гула беседы Лира стала ворочаться, чтобы устроиться поудобнее. С огромной осторожностью она сняла с вешалки одну из мантий, полностью отделанную мехом, и уложила на дно шкафа.

— Надо было взять более старую и грубую, — прошептал Пантелеймон. — Если слишком уж удобно устроишься — чего доброго и уснешь.

— Раз так, твоя обязанность — меня разбудить, — ответила она.

Она уселась и стала слушать разговор. Беседа была ужасно скучной; говорили о политике, о событиях в Лондоне, но ничего интересного не упоминалось о татарах. Через щель в дверце в шкаф просочились приятные запахи жареного мака и табака, Лира уже начала было клевать носом. Но внезапно услышала, как кто-то за столом повысил голос. Гул умолк, и заговорил Мастер.

— Джентльмены, — сказал он. — Думаю, выскажусь за нас всех, если скажу, что очень рад видеть лорда Азраэля. Его визиты к нам редки, но всегда чрезвычайно полезны, и, насколько я понимаю, этим вечером он собирается показать нам нечто особенно интересное. Все мы знаем, что настали времена сильного политического напряжения; уже завтра утром лорд Азраэль должен быть в Уайт Холле, поезд уже ждет, чтобы отвезти его в Лондон, как только он окончит нашу с вами беседу; поэтому мы должны с умом использовать отпущенное нам время. Когда он закончит рассказ, я полагаю, у вас возникнут вопросы. Пожалуйста, пусть они будут краткими и конкретными. Вы готовы начать, лорд Азраэль?

— Благодарю, Мастер, — сказал Азраэль. — Для начала, хочу показать вам несколько слайдов. Мистер Проректор, думаю, отсюда Вам будет виднее. А Мастер, может быть, займет стул рядом со шкафом?

Лиру восхитила находчивость дяди. Старик Проректор был практически слеп, и уступить ему место рядом с экраном было просто вежливо, но его передвижение вперед также означало, что Мастеру придется сесть рядом с Библиотекарем, в каком-то ярде от шкафа, в котором пряталась Лира. Как только Мастер уселся в кресло, Лира услышала его бормотание:

— Вот дьявол! Я уверен, он знал о вине.

— Он собирается просить денег, — прошептал в ответ Библиотекарь, — если ему удастся склонить мнения на свою сторону…

— Если он это сделает, мы должны отстаивать обратное со всем красноречием, на которое только способны.

Лорд Азраэль накачал фонарь, и тот начал шипеть. Лира слегка подвинулась, чтобы видеть экран, на котором начинало сиять ослепительно-белое пятно. Лорд Азраэль попросил:

— Погасите кто-нибудь лампу.

Один из Мудрецов, поднявшись, исполнил его просьбу, и комната погрузилась в темноту.

И тогда лорд Азраэль начал:

— Как некоторым из вас известно, год назад я ездил на север с дипломатической миссией к Королю Лапландии. По крайней мере, предполагалось, что я поехал туда именно за этим. На самом деле, моей целью было иди дальше на север, до самых вечных льдов, чтобы выяснить, что произошло с экспедицией Граммана. В одном из последних посланий Граммана в берлинскую Академию говорилось о некоем природном феномене, который наблюдается только на северных землях. Мне было необходимо исследовать его, чтобы выяснить, что случилось с экспедицией. Но первое изображение, которое я вам покажу, не связано напрямик ни с одним из упомянутых обстоятельств.

И он вставил в рамку первый слайд и сунул его за линзу. На экране появилась круглая фотограмма в резких чёрно-белых тонах. На ней в некотором отдалении в ночи под полной луной стояла деревянная лачужка, темные стены которой контрастировали с белизной снега, лежащего вокруг нее и на крыше. За хижиной стояло множество научных приспособлений, которые, на взгляд Лиры, были там так же неуместны, как нечто из Ямтарического Заповедника на дороге в Янтон: антенны, провода, фарфоровые полупроводники, — и всё это было покрыто сияющим толстым слоем изморози. На переднем плане с поднятой в приветствии рукой стоял человек в меховой одежде, чьё лицо в таком наряде было трудно разглядеть. Рядом с ним стояла фигура поменьше. Лунный свет заливал всё мертвенно-бледным мерцанием.