Северные архивы. Роман. С фр.

снимали квартиру и нанимали прислугу на месте.

Часть пути ради собственного удовольствия про­

делывали пешком до тех пор, пока измученных

путешественников, к великой их радости, не под­

бирала какая-нибудь сельская carozza 1.

Но мы никогда ничего не узнаем об интрижках

молодых людей, путешествовавших по дорогам

страны «Сатирикона» и новелл Боккаччо, куда ино­

странцев во все времена притягивала возможность

любви доступной, хотя и не всегда такой романти­

ческой, как казалось. Ни малейшего намека на

сводника, сошедшего со страниц античной коме­

дии и по-прежнему предлагающего свои услуги

именитым синьорам, на хорошенькую прачку,

склонившуюся над плотомойней и выставляющей

напоказ зад или грудь, на страстный обмен взгляда­

ми во время вечерних прогулок вдоль какого-ни­

будь corso 2, на красавицу, улыбающуюся из-за

жалюзи. Мы не узнаем ничего или почти ничего об

игальянских винах, ни о горячих спорах о политике

и искусстве, ни о дружеских стычках, ни о неза­

мысловатых шутках, любимых в то время, ни о том,

как весело молодые люди орали песни, едучи в по-

1 Повозка ( итал. ) .

2 Проспект ( итал.), название главной улицы в Риме.

148

возке, тем паче что возница не понимал ни слова.

Лишь однажды нам удастся стать свидетелями во­

кальных экзерсисов, которым предавалась моло­

дежь, но мы не услышим ни Беранже, ни Дезожье *,

ни какую-нибудь набившую оскомину песенку, это

будет романс Александра Дюма «Ангел», пропи­

танный слащавым идеализмом и разносящийся

эхом по тосканским холмам. Возвышенные чувст­

ва, которыми он дышит, на самом деле весьма ис­

кусственны, хотя, может, и не более, чем в иных

песнях Превера или патетически-надоедливых на­

певах Эдит Пиаф *.

Банальные письма блестящего молодого чело­

века позволяют нам многое узнать о состоянии

культуры в эпоху, когда преподаваемые дисцип­

лины оставались почти теми ж е , что в XVIII, а мо­

жет, и в XVII веке. Мы так оплакивали упадок

гуманитарных наук, что было бы недурно просле­

дить, как они сами себя приговорили к смерти.

Несмотря на изумительную память, которая по­

зволит ему в течение всей жизни читать наизусть

огромные куски из Гомера, смысл которых он

почти забыл, Мишель Шарль, как и подавляющее

большинство образованных французов своего

времени, почти не знает греческого. Напротив, он

отличный латинист, это означает, что он прочел

пять-шесть знаменитых историков, от Тита Ливия

до Тацита, столько же поэтов, начиная с полного

Вергилия и кончая избранными отрывками из

Ювенала, а также два-три трактата Цицерона и

Сенеки. Почти вся культура, основанная на изуче­

нии классиков, ограничивается строго определен-

149

ным количеством авторов, и кажется, что прису­

щие им достоинства играют при этом меньшую

роль, нежели сложившаяся традиция восприятия.

Знакомство с этими авторами сразу причисляет

человека обычного к некоей группе или даже кла­

ну. Оно снабжает минимумом цитат, ссылок и

примеров, помогающих общаться с современника­

ми, имеющими тот же багаж, что не так уж мало.

В иных, весьма редких, случаях классики, разуме­

ется, могут играть куда более важную роль:

они — опора и образец, своего рода путеводная

нить для души, они учат умению мыслить, а порой

и существовать. В идеале они освобождают чело­

века и подталкивают его к бунту, пусть даже про­

тив самих себя. Не будем рассчитывать на то, что

классики произвели подобное воздействие на Ми­

шеля Шарля. Он не гуманист, эта порода почти по­

вывелась к 1845 году. Он всего-навсего очень

хороший ученик, изучавший гуманитарные науки.

Мишель Шарль видит Италию такой, какой мы

ее больше не видим. Ее памятники — пока еще

грандиозные развалины, увитые вьющимися рас­

тениями, перед ними путешественники грезят о

последних днях империи. Это неотреставрирован-

ные образчики архитектуры прошлого, снабжен­

ные ярлыком, приукрашенные ночью светом

прожекторов, кажущиеся карликами рядом с не­

боскребами. Ни от тех, ни от других при будущей

бомбардировке не останется и следа. Meta

sudans *, от которой начинались все дороги импе­

рии, с фонтаном, где гладиаторы мыли окровав­

ленные руки, в то время еще не исчезла в

150

муссолиниевской строительной неразберихе. К

собору святого Петра еще надо подойти сквозь

лабиринты улочек, и тогда колоннада Бернини

предстает как безмерное и гармоничное чудо. Па­

мятник Виктору Эммануилу * еще не торчит огром­

ным кусом свиного сала, соперничающим с

Капитолием. Треск мотоциклов не заглушает шу­

ма фонтанов. Мишель Шарль совершает конные

прогулки по городу грязному и часто охваченному

болезнями, но не столь оскверненному, как в на­

ши дни, и сохранившему свое человеческое и при­

зрачное измерение. Просторные сады, которые в

конце века уничтожит спекуляция недвижимо­

стью, еще дышат и зеленеют. Народные кварталы

кишат кричащим, грязным людом, о котором поч­

ти с нежностью говорится в диалектальных сти­

хах Белли*. Контраст между нищетой бедняков и

роскошью церковников и банкиров потрясает. Он

столь же разителен и в наши дни между воров­

ским миром, ведущим dolce vita 1, и обитателями

пещер и бидонвилей.

Мишель Шарль менее пресыщен, но и менее

восприимчив, чем мы. С одной стороны, ему не