Северные архивы. Роман. С фр.

он не был, нам необходимо вспомнить, что отно­

шение Гёте и Стендаля к «антикам» было точно

таким же: боги и нимфы с более прямыми, чем у

нас, носами, обнаженные, но облеченные, словно

одеждой, совершенством форм, являются залож­

никами золотого века человеческой истории. Их

реставрируют, полируют, заменяют отсутствую­

щие руки и ноги, потому что мраморные раны про­

тиворечили бы образу счастья и гармонии,

которых от них ждут.

Языческие боги настолько безвредны, что до­

брый католик вроде Мишеля Шарля может и даже

должен, если он обладает некоторой культурой,

совместить визит к папе с посещением Ватикан­

ского музея. Князья церкви, собравшие эти шедев­

ры, коллекционировали, разумеется, не идолов

(только люди непросвещенные могли бы их так на­

звать), а великолепные и безобидные предметы ро­

скоши, служившие доказательством культуры и

богатства их владельцев, несшие в себе ностальги-

1 Юноши, девушки ( древнегреч. ) .

155

ческое обаяние предмета, который можно сохра­

нить, внести в каталог, скопировать, но который

никогда больше не возникнет снова под влиянием

вдохновения. В свою очередь престиж крупных со­

браний повышает ценность входящих в них произ­

ведений: «Геракл» производил бы меньшее

впечатление, не принадлежи он Фарнезе. От этих

шедевров не требуют, как сегодня, когда произве­

дения искусства воспринимаются настолько всерь­

ез, что от них чего-то требуют, чтобы в них

отразилось представление художника о мире, его

переживания и страсти, не требуют, чтобы они «из­

менили жизнь». Уважение, которым они пользуют­

ся, мешает разглядеть их подрывную силу, тем не

менее в обуржуазившемся мире XIX века именно в

них сохраняются модели поведения, повсюду у ж е

утратившие права гражданства. «Поверженный

галл» перерезает себе горло в присутствии молодо­

го человека, который не осмелился бы решиться на

самоубийство. Философы, отрицавшие бессмертие

души, императоры «добрые», отправлявшие, одна­

ко, христиан на съедение зверям, императоры

«злые» — мраморно-величественны. В эпоху, когда

обнаженная женщина — лакомый кусочек в бор­

деле, когда новобрачные носят ночные рубашки с

длинным рукавом, застегивающиеся у самого гор­

ла, когда малейший намек на «дурные нравы» за­

ставляет бледнеть матерей, Мишель Шарль может

без стеснения написать домой, что «Гермафродит»

и «Венера» — украшение музея. Он в мечтательно­

сти застынет перед нежной голой ногой, выгляды­

вающей из-под беспорядочно смятой простыни, и

156

служитель, рассчитывая на чаевые, повернет на

подставке прелестную Венеру для вящего удоволь­

ствия молодого путешественника.

В Неаполе он был шокирован Запретным музе­

ем. В двух маленьких залах, содержавших в то

время «raccolta pornografica» 1, нет ничего такого,

чего бы не знал юноша, читавший Катулла и Све-

тония, но зрительный образ действует сильнее,

чем слово. Несколько банальных фраз, написан­

ных им матушке по этому поводу, звучат правдиво

или по крайней мере верно. Для двадцатидвухлет­

него юноши, целомудренного или почти, зрелище

разврата носит характер вызывающий, тем более

если он испытывает искушение. Даже если Мише­

лю Шарлю и случалось в «минуту заблуждения»

совершить нечто подобное тому, что он осуждает,

ему досадно видеть перед собой эти движения и

жесты, запечатленные в мраморе. Находясь среди

более или менее реалистических изображений

Приапа, вспомнил ли он об увиденном в Версале

трупе со стоящим фаллосом, символе жизненных

сил, не угасающих вплоть до самой смерти? Мож­

но поспорить, что нет. Но когда Мишель Шарль

замечает, что чувственные крайности в этих лю­

дях его не удивляют, ибо они не были христиана­

ми, он заблуждается. Не только потому, что

малейшего взгляда на Париж или даже Байёль бы­

ло бы достаточно, чтобы понять, что нравы мало

изменились, каким бы лицемерием они ни при-

1 Порнографическая коллекция ( итал.).

157

крывались, но и потому, что было бы ошибкой

считать античность этаким чувственным Эльдора­

до: высоконравственные буржуа или им подобные

существовали во все времена.

Всякая непристойность, выставленная напоказ,

коробит Мишеля Шарля. Во время путешествия по

Италии ему случилось встретить «благородного и

достойного кузена д'Аллуэна», как он именует его

с насмешкой, удалого офицера, дезертировавшего,

чтобы поселиться за границей с женой одного из

своих командиров. Мишель Шарль относится к ро­

мантическому д'Аллуэну примерно так ж е , как

тридцать лет спустя отнесся бы к Вронскому, жи­

вущему в Италии с Анной Карениной, один из его

санкт-петербургских кузенов, путешествующих по

полуострову. Иметь любовницу — одно дело, оста­

вить карьеру и отказаться от чинов — другое. Ми­

шель Шарль не обладает даром провидения, иначе

он не отзывался бы с такой суровостью о человеке,

бросившем армию ради того, чтобы предаться неж­

ностям любви.

Этот «фламандский патриций», как он сам себя

величает, редко бывает обманут внешней сторо­

ной светской жизни, сколь бы блестяща она ни

была. Он наслаждался великолепными балами в

посольстве Франции, но те, что дают Торлониа,

нынешние владельцы банка Альбани, не произво­

дят на него впечатления. Он обращает внимание