Северные архивы. Роман. С фр.

с другой, она мне ближе, чем прабабки в оборках.

Ж и в я в другое время, пользуясь удобствами и

даже роскошью, которые ей были неведомы, я

продолжаю делать то, что некогда делала она. Я за-

183

мешиваю хлеб, подметаю пол, после ветреных но­

чей собираю валежник. Я, правда, не сажусь на бо­

рова, чтобы он не дергался, когда его режут, но

мне случается время от времени съесть ветчины,

не такой вкусной, как та, что Франсуаза коптила

сама, но свинью закалывают все с той же жестоко­

стью, хотя и не на моих глазах. Зимой у меня точно

так же опухают руки. И я знаю — то, что для нее

было необходимостью, для меня было выбором, по

крайней мере до той минуты, когда всякий выбор

становится необратим. Эй! Франсуаза Леру! Мне

бы хотелось знать, кем она была в юности — слу­

жанкой на постоялом дворе или прислугой в замке,

любила ли она мужа или сделала его рогоносцем,

ставила ли свечи в церкви или проклинала священ­

ника, или то и другое вместе, ухаживала ли за боль­

ными соседями или захлопывала двери перед

нищими. Надо попытаться понять человека, осно­

вываясь на самых банальных жестах и поступках,

словно набрасывая его портрет крупными штриха­

ми. Но было бы несправедливо не признавать за

этой незнакомкой способность к тонким пережи­

ваниям, рождающимся в процессе очищения души,

понимаемого как действия алхимика, очищающего

золото. Франсуаза могла так ж е , как и я, любить

музыку деревенских скрипачей, народные песни,

ставшие ныне лакомством для разборчивой публи­

ки, восторгаться тем, как красное солнце садится в

снег, могла с грустью подобрать выпавшего из

гнезда птенца, приговаривая: какая жалость! Все,

что она передумала и пережила по поводу выпав­

ших ей на долю радостей и страданий, болезней,

184

старости, надвигающейся смерти тех, кого она лю­

била и кто покинул ее, — значит не больше и не

меньше того, что передумала и перечувствовала я

сама. Ее жизнь была, несомненно, тяжелее моей,

но мне все же кажется, что так на так и выходит.

Ей, как и всем нам, пришлось столкнуться с безыс­

ходным и неизбежным.

* * *

В феврале 1848 года революция в Лилле нача­

лась балом в префектуре. Телеграмма с вестью о

восстании в Париже пришла слишком поздно, что­

бы можно было отменить праздник, но мой дед

уверяет, что вид у танцующих был похоронный.

Префект вызвал пехотный батальон, чтобы защи­

тить здание, и это привело к тому, что слишком хо­

рошо одетых мужчин и женщин, выходящих из

карет, встречали шиканьем и свистом. На следую­

щий день лица еще больше омрачились, когда стало

известно об отречении Луи-Филиппа и его бегстве:

этот старый буржуа, одетый бедно, но прихватив­

ший с собой целую сумку золота, мчался инкогнито

в почтовой карете по направлению к Онфлёру.

Через два дня толпа, возбужденная новостями

из Парижа, врывается во двор префектуры. Этот

сброд обитает, вероятно, в знаменитых «лилльских

подвалах», где гниют из поколения в поколение ра­

бочие семьи, в подвалах, сырых и вредных для здо­

ровья, но приносящих большой доход владельцам.

Мишель Шарль, протиснувшись сквозь толпу к ре­

шетке, с удивлением замечает мужчину, одетого в

185

старье и в старой шляпе: это префект собственной

персоной, господин Д. де Г., который, сам того не

ведая, подражает королю Франции. Видя, что мо­

лодой советник узнал его, господин Д. де Г. умоля­

ет Мишеля Шарля незаметно проводить его в

штаб-квартиру армии на улице Негрие, где он бу­

дет в безопасности под защитой военных. Еще не

забыв о римских сенаторах, поджидавших варва­

ров, сидя в курульных креслах, юноша удивлен, но

спешит оказать начальнику услугу, по дороге тот

поручает Мишелю Шарлю защиту жены и дочерей,

оставшихся в префектуре.

Вернувшись, Мишель Шарль обнаруживает,

что толпа хлынула на крыльцо: поток грязных,

плохо одетых людей заполняет первый этаж и

бельэтаж. Старый слуга стоит на страже у дверей

апартаментов жены префекта: «Здесь женщины,

сюда нельзя входить». Мишель Шарль, страдаю­

щий порой напыщенностью стиля, но в разговоре

позволяющий себе вольности, скажет потом, что

лакей был мужик что надо.

Во дворе какой-то крикун, напоминая о погиб­

ших на парижских мостовых, проклинает местные

власти, «которые отплясывали под звуки льющей­

ся крови наших братьев». Он вызывает улыбку у

молодого человека, привыкшего отделывать свои

метафоры. Толпа, размахивающая красным фла­

гом, громко требует принести трехцветные ленты

и знамена, украшавшие парадную залу префекту­

ры, и устроить из них костер. Но их поспешно

сняли, чтобы заставить забыть о злосчастном бале,

никто не знает или не хочет знать, где они. За не-

186

имением лучшего толпа срывает красивые шторы

на первом этаже и сжигает их на Большой площа­

ди, это бессмысленное разрушительство доводит

раздражение людей порядочных до предела. Сня­

тый с пьедестала и брошенный в огонь бюст Луи-

Филиппа привлекает меньше внимания.

Через несколько дней уроженец Дуэ Антони

Туре, комиссар по особым делам Временного пра­

вительства, прибывает в Лилль, чтобы создать там

Республику. Он «грязен, жирен, вульгарен» и с

рвением выполняет свои обязанности, похваляясь

тем, будто в течение четырех дней спал не разде­