Лилля (а может, они уроженки Дуэ или Арманть-
ера), которые и состряпали это дельце.
Эти Сычихи, прозаические Парки, прядущие
нити многочисленных интриг и при необходимости
обрывающие их, были тремя старыми девами. Одна
из них, по крайней мере в незапамятные времена,
была замужем. Начинали они совершенно невинно.
Бывшие горничные, они дебютировали на одном из
пляжей на севере Франции, где торговали деше
венькими игрушками, фрегатами в стеклянных бу-
тылках, купальными шапочками и почтовыми от
крытками. Сейчас у них один маленький магазин
чик, торгующий предметами роскоши, в Остенде,
другой — в Монте-Карло, и они вложили деньги в
третий, в Висбадене. На верхних этажах лавочек
они сдают комнаты. Я подозреваю, что в свобод
ные минуты они занимались выгодной коммер
цией, которая примерно в то же время обогатила
миссис Уоррен Бернарда Шоу *, и подобно их анг
лийской сопернице весьма здраво рассуждали о
достоинствах и недостатках профессии. Они со
вершают ежегодные поездки, навещая свои мага
зины, путешествуя в третьем классе и ночью,
чтобы сэкономить на гостинице, а если случайно
все же снимают номер, то довольствуются одной
кроватью и спят на ней поперек, кладя ноги на три
поставленные рядом стула. Страшные, как смерт
ный грех, они воздержаны в еде и питье, по-своему
честны и совершенно бессовестны. Они, кстати, не
лицемерки. «Видите ли, сударь, — говорила Мише
лю самая словоохотливая из старух, — чтобы зара
ботать на жизнь, надо иметь либо хорошенькую
мордочку, либо раскидывать ноги пошире, другого
не дано». Вокруг них царит атмосфера, напоминаю
щая Мишелю сомнительную лавочку в Ливерпуле,
но преображенная острым и трезвым умом фран
цузских крестьянок. В случае необходимости они
также дают Мишелю в долг, и он платит им потом в
десятикратном размере.
Среди старушечьих плутней есть почти невин
ные, задуманные, так сказать, из любви к искусст
ву, ибо они не могут принести большого дохода. Но
лучше мало, чем ничего. Сычихи доставляют на имя
клиентов, занимающих лучшие номера в лучших
гостиницах, коробку с дорогим бельем, где каждая
вещь тщательно упакована в шелковую бумагу. Ма
дам, ничего не купившая в означенном магазине,
говорит консьержу, что произошла ошибка. Одна
из старух, будучи предупреждена, поднимается в
номер, чтобы извиниться (консьерж с ними заод
но), и, пользуясь случаем, расхваливает товар. Ре
дко случается, чтобы содержимое коробки или
какая-то часть его не остались у предполагаемой
клиентки. Сычихи быстро заметили, что молодая и
хорошенькая Габриель, прекрасно подражающая
манерам живущей в бедности подручной швеи,
имеет у дам, а порою и у господ, решающих, делать
ли покупки, гораздо больший успех, чем они сами.
Габриель оставляет на затылке выбившиеся из при
чески пряди, начинает говорить с тягучим акцентом
и имеет вид измученной белошвейки, которую со
вершенно заездили Сычихи и которую к тому же
бросил любовник. Предусмотрено все, даже бу
лавки в корсаже и небрежно наложенные румяна.
Чтобы убедить покупательниц, она соглашается
примерить воздушные пеньюары и тонкие плисси
рованные блузы, которые Сычихи уступают ей в
качестве комиссионных. Когда же ей случается в
тот вечер ужинать в ресторане с г-жой Н., с кото
рой Мишель и Берта только что познакомились,
Габриель, тщательно напудренная, завитая, затяну
тая в корсет, декольтированная, с бриллиантами на
пальцах и в ушах, оставшимися ей от лилльского
любителя садоводства, настолько меняет облик,
что г-жа H. разве что спрашивает себя, кого ей на
поминает элегантная соседка по этажу.
* * *
У Мишеля, живущего по преимуществу с жен
щинами и ради женщин, мало друзей-мужчин. За
исключением нескольких церковников, к кото
рым он будет привязан и которые станут для него
полунаперсниками, полунаставниками, всякий
мужчина, входящий в его жизнь, воспринимается
как надоеда или соперник. Салиньяк де Фенелон
в Версале был скорее приятелем, нежели другом.
Рольф всегда ему только докучал. Любопытно, что
главным и последним исключением из этого со
знательного отказа от мужского присутствия сно
ва стал венгр, хотя не было ничего общего между
сыном мелкого владельца ресторана, еврея, эмиг
рировавшего в Лондон, и роскошным мадьяром,
присоединившимся к неразлучной троице.
Барон де Галаи (имя я даю ему вымышленное)
в молодости блистал в высшем свете Будапешта.
Будучи на виду при дворе в Вене, он, как говорят,
носил гусарскую форму, и на счету его было не
мало дуэлей на саблях. Но эти обычные лавры
давно у ж е сменила сатанинская слава игрока. Он
делал ставки с тем же азартом, с каким его пре
дки бросались в бой против янычар. Во всех игор
ных домах и казино Европы вспоминали, как он,
с карманами, набитыми золотом и скомканными
банкнотами, швырял их слуге, подзывавшему для
него экипаж, причем делал это совсем не из хва-
стовства и едва ли из щедрости, а потому только,
что предпочитал луидоры бумажным деньгам,
всегда казавшимся ему грязными. Видели также,
как он разом проигрывал сумму, равную стоимо
сти одной или двух маленьких ферм в Карпатах.
За ним водился лишь один этот порок, который,
Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше
Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги