Северные были

Следующим был дом одноглазого Ефима Гурнова. В нем продотрядовцы почему-то задержались недолго, а сразу направились на задворки дома Клима Ознобишина. «Все, теперь я пропал, — упало сердце Клима. — Арестуют, а семья умрет с голоду». Но все-таки Клим, помедлив, решил выйти к продотрядовцам. Чему быть, того не миновать. На задворках он увидел улыбающихся бойцов, разрытую яму, а в ней два захороненных им, Ознобишиным, мешка зерна.

— И это у тебя… все? — спросил комиссар.

— Все, — опустил голову Клим.

— Зачем же прятал?

Клим молчал.

— Н-да, — помрачнел комиссар. — Детей много?

— Хватает.

— Так ведь этого добра на еду до весны не хватит, — показал на мешки комиссар.

Клим кивнул.

— А сеять что весной будешь?

Ознобишин развел руками.

— Пошли, товарищи, — сказал комиссар бойцам.

«А ведь это соседушка на меня показал, чтоб отвести удар от себя, — догадался Клим. — Вот почему они в его дому долго не задерживались». Что-то непонятное творилось вокруг Ознобишина. Эти страшные большевики оказались вовсе не такими, как о них рассказывают. Ефим-то, Ефимушка-то…

Сбор зерна в селе продолжался. Кулацкий хлеб продотрядовцы находили в земле, в навозных кучах, банях, в лесу, у бедняков, которых богатеи уговаривали похранить на время…

Два дня отряд работал в богатом селе. Наконец, обоз тронулся вдоль посада. На головной подводе — красный флаг. Поравнявшись с избой Клима Ознобишина, обоз остановился. Клим испуганно отшатнулся от окна.

— Эй, хозяин, выходи, — услышал он стук в окно.

— В чем дело?

— Получай, — продотрядовцы свалили с одной из подвод к крыльцу дома Ознобишиных три мешка зерна. — Это тебе на посев. Советская власть вовсе не заинтересована в том, чтобы бедняк век голодал. Вырастет урожай, авось отдашь.

Обоз по пути следования останавливался еще несколько раз. И все у бедняцких хозяйств. Клим недоумевал: «У богатых берут, бедным дают… Может, это и есть та самая советская власть, которой богатеи пугают крестьян?»

ОПЕРАЦИЯ «КАЗАРМА»

На уставший город опустилась морозная ночь. Улицы тихи и пустынны. В окнах обывательских домишек не видно привычных робких огоньков. Казалось, ничто не предвещает беды. Но военком Батенин знал, что тишина эта обманчива, что завтра утром готовится удар по власти рабочих и крестьян в губернском центре.

— Н-нда, — крутнул тонкий ус военком. — Не было печали… Что вы скажете?

Те двое, к кому он обратился, сидели рядом. Один из них, красногвардеец Смирнов, был отчаянно храбр, но не всегда его храбрость сочеталась с трезвым расчетом. Второй, старый большевик Шаршавин, член губкома, имел опыт подпольной борьбы с царизмом. Участник двух революций, он на самые сложные и запутанные вопросы умел находить простые и верные ответы.

— Солдат запугали офицеры, — ответил Смирнов.

— Это верно, — подтвердил Шаршавин, — но во всем виноваты мы, большевики. Надо учиться работать с солдатами и тогда они пойдут за нами. А то поговорили в батальоне, помитинговали и разошлись. Белогвардейская агитация оказалась сильнее революционной.

— Оба правы, — подытожил военком. — Одним словом, по этому вопросу нас вызывают в губком. По дороге думайте, как будем действовать.

В губкоме их сразу же пригласили к председателю, который сказал:

— Проходите, садитесь и сразу приступим к делу. Зачем приглашены, наверное, догадываетесь.

— Так точно, — по-военному ответил за всех Батенин.

— По достоверным данным, батальон, спровоцированный офицерами на восстание, должен выступить против Советской власти завтра. И первым его шагом будет захват патронных складов. Батальон необходимо разоружить сегодня ночью. Желательно без лишнего шума. Эта операция возлагается на вас.

Предгубкома говорил спокойно и уверенно. «Как будто речь ведет о том, чтобы сбегать в огород, надергать луку», — подумал Смирнов.

— Задача ясна?

— Ясна.

— Ваши соображения?

Сначала планами разоружения батальона поделился военком, потом Шаршавин, затем слово вставил Смирнов:

— Забросать гранатками, — предложил он.

— Не слишком ли круто? — улыбнулся предгубкома. — Там ведь такие же люди, как и мы с вами. Исключая, разумеется, злостных врагов Советской власти. Притом надо без шума. Ваш план, товарищ Батенин, наиболее подходящ. Только в него надо внести кое-какие элементы из плана товарища Шаршавина. Ну, а если дело дойдет до гранат, — председатель взглянул на Смирнова, — что ж…

— В батальоне четыреста человек, — сказал Батенин, когда члены губкома обсудили примерный план операции, условно названной «Казарма». — Сколько в наше распоряжение дадите красногвардейцев?

— Сколько надо?

— Роту.

— Роты нет. Возьмите пятнадцать человек. Вполне хватит. Действуйте больше словом.

…Ночь. В вытянутой руке не видна винтовка. Отряд красногвардейцев бесшумно подошел к первушинским казармам. Он был невелик, но состоял из проверенных, опытных товарищей.

Казарма спала напряженным, задыхающимся сном. У входа мерно расхаживал часовой, освещаемый мутным светом керосинового фонаря. Подойти к нему незамеченным не было никакой возможности: казарма длинная, а вход в нее посередине. Пароля же красногвардейцы не знали.