Северные гости Льва Толстого: встречи в жизни и творчестве

Рано утром на следующий день прихожую и двор снова заполнили люди, нуждающиеся в помощи. Когда Стадлинг проснулся, Толстой, Мария, Вера Кузьминская и все остальные были уже на ногах. В девять подали завтрак, который состоял из картофеля, каши, хлеба, масла, чая и кофе. За хозяйку была Мария, так как сестре Татьяне пришлось по состоянию здоровья уехать в Москву.

После завтрака Стадлинг собрался сопровождать Марию в Пеньки, одну из наиболее пострадавших деревень. Во дворе он обнаружил, что оставил перчатки в комнате, а Толстой не раздумывая протянул ему свои. В санях они с Марией ехали вдвоем, правила опытная Мария. Путь пролегал через Дон и дальше в степь. Снова началась снежная буря, и они сбились с дороги. Вокруг не было видно ни зги. До места назначения оставалось больше десяти километров, но Стадлинг решил не возвращаться. Вскоре они снова выехали на верный путь и через час наконец прибыли в деревню. Перед ними предстало печальное зрелище – разрушенные дома без крыш. Солома, которой крыли избы, использовалась для растопки или как корм скоту. В избе с земляным полом и единственным заледенелым окном находилась школа, в которой преподавал молодой сын священника. Здесь же располагалась больница. Почти в каждой семье были больные оспой, тифом и другими болезнями. Стадлинг видел детей, покрытых оспинами, которых следовало изолировать, что, впрочем, было невозможно, поскольку инфекционной больницы в окрестностях не было. Пытались помочь только тяжелобольным детям. Пока Мария занималась приготовлением еды, Стадлинг ходил по деревне и всюду видел невообразимое, страшное горе. Не было ни скота, ни дров, земляной пол в избах был покрыт льдом, внутри стоял дурной запах. У людей были разбитые лица, большинство были больны или при смерти.

Из одной избы вышел седой бородатый старик. Хромая, он приблизился к Стадлингу, низко поклонился и спросил: «Откуда ты, барин? И что у тебя здесь за дело?» Стадлинг объяснил, что приехал из другой страны, что его послали друзья русских мужиков, чтобы передать подарки тем, кто испытывает нужду. «Добрые люди! Храни вас Господь!» – воскликнул старик174. Стадлинг в смятении вернулся к Марии в столовую, где около пятидесяти человек ели гороховый суп и ржаной хлеб.

На обратном пути Мария спросила, что Стадлинг думает об увиденном. «Это ужасно», – только и смог вымолвить тот. А она? Разве она не боится заразиться? Нет, «безнравственно бояться»175. Ты не имеешь права жить в излишестве, когда люди вокруг умирают. «Удивительная девушка», – думал Стадлинг.

Речь также зашла об отце Марии и его реноме в Швеции. У нас к Толстому относятся как к самому благородному и великому человеку современности, объяснил Стадлинг и поинтересовался религиозными убеждениями Толстого. Разве он не отвергает жизнь после смерти? Мария разгорячилась: «Вы бы слышали прекрасные слова, сказанные им недавно в кругу друзей! Он сказал, что наши смутные мечты имеют такое же отношение к нашей нынешней жизни, как эта земная жизнь – к нашей будущей жизни после смерти. Нет, папа верит в вечную жизнь человека и до, и во время, и после его земного существования»176.

В тот же вечер Толстой вернулся в штаб-квартиру в мрачном настроении: «Мне стыдно за мою работу, это всего лишь паллиатив. Мы не знаем, принесет ли это народу какую-либо продолжительную пользу. Чтобы помочь народу по-настоящему, надо его разбудить из духовной лени»177. Но Толстой уже столько сделал для русского народа, отметил Стадлинг. Толстой возразил: «Я не проповедую. Я сам настолько плох, что не могу проповедовать другим. <…> Мы не знаем, что станет результатом наших действий. Единственное, что мы знаем, – это то, что правильно и хорошо желать добра и со всею серьезностью действовать в соответствии с нашим пониманием»178.

После ужина, где роль хозяйки взяла на себя Мария, беседа продолжилась. За столом присутствовал бывший доцент Московского университета. Его ждала профессура, однако он предпочел бросить все, чтобы последовать за Толстым. Он рассказывал о долгом путешествии по европейской России, предпринятом для изучения религиозных сект. Речь зашла и о штундизме, движении, к которому Стадлинг относился с большой теплотой. Толстой сообщил о письме, полученном от крестьянина-штундиста, овладевшего грамотой. В письме честно описывались жесточайшие преследования и издевательства. Толстой прокомментировал: «Такие люди – настоящие герои!»179 Ситуация напомнила Стадлингу о Сократе или Иисусе в окружении учеников.