По новгородской летописи, немцы не решились на штурм и отступили, разорив окрестности и захватив заложников из числа детей «добрых муж»
. Именно то, что немцы отошли «без мира», а также взяли заложников, отмечено летописцем как важный момент, заставивший псковичей пойти на переговоры. Переговоры вел некий Твердило Иванкович с группой сторонников («с инеми») и «подвел» псковичей, сам начав «владеть» Псковом вместе с немцами. Сообщение новгородского источника не раз заставляло историков признавать, что Твердила Иванкович не только совершил «прямую национальную измену», но превысил свой социальный статус, оказавшись самостоятельным псковским правителем под иноземным протекторатом[987]. Многие допускали, что Твердило возглавлял некую проне-мецкую боярскую партию или группу сторонников князя Ярослава Владимировича[988]. Последние обследователи темы, однако, склонны считать Твердилу представителем всей псковской общины, а решение о сдаче города немцам — выбором горожан, оказавшихся в тяжелых условиях военного поражения[989]. Действительно, многое указывает на то, что псковичи были склонны принять покровительство ливонцев, но прямые свидетельства летописи говорят о «перевете» — измене. Хотя, возможно, это новгородский взгляд на дело[990].ЛРХ свидетельствует, что главную роль на переговорах сыграло решение псковского короля Герпольта, который согласился передать город и земли Ордену:
Исследователи высказали немало версий по отождествлению этого Герпольта. Большинство из них не сомневалось, что автор ЛРХ так передал русское имя Ярополк, что подтверждается и немецкой традицией транскрибирования славянских имен[992]
. Однако русским источникам не известен псковский князь Ярополк, и это заставило искать иные варианты отождествления. Остен-Сакен считал, что Герпольтом-Ярополком именовался Твердило Иванкович[993]. В. Т. Пашуто допустил, что Ярополком звали новгородского наместника в Пскове: позднее в новгородской летописи некий князь Ярополк упоминается в числе сподвижников Дмитрия Александровича и участников Раковорской битвы 1268 г.[994] Наиболее распространенным можно считать мнение русско-немецкого историка Петра Петровича Гёца (