Северные крестоносцы. Русь в борьбе за сферы влияния в Восточной Прибалтике XII–XIII вв. Том 1

На север от тавастов простирались обширные приполярные земли, редконаселенные лапландцами (саамами, saami)[414]. Восточнее еми жили карелы (karjala) — очень развитое и многолюдное племя, вступившее в стадию разложения родо-племенного строя. Основной зоной проживания карел были территория Карельского перешейка и северо-западного Приладожья с племенным центром в г. Корела (совр. Приозерск; фин. Käkisalmi; швед. Kexholm). Большая группа проживала на юго-востоке современной Финляндии в непосредственном соседстве с Тавастландом — область Саво (фин. Savo; швед. Savolax)[415]. Карельские поселения распространялись вплоть до Ботнического залива на севере и Онежского озера на востоке[416]. Все эти земли контролировались карельским племенным объединением, основным соперником которого уже в XII в. (что фиксируется русскими летописными источниками) стала емь, а союзником — новгородцы[417].

Если сумь историки единогласно признают племенем, не входившим в даннический круг Руси, то зависимость еми оценивают по-разному. В современной иностранной литературе отношения еми с русскими определяется как соперничество, вражда, в условиях которой новгородцы часто совершали грабительские походы, брали дань[418]. На этом зависимость заканчивалась. Подробное обследование вопроса И. П. Шаскольским убедило многих советских исследователей в том, что Русь обладала более конкретной и постоянной властью в регионе[419]. Прежде всего, на это указывают сохранившиеся письменные источники. Во-первых, во вступлении к Повести временных лет, составленном около 1113 г., емь указана среди племен, плативших дань Руси:

«а се суть инии языци, иже дань дають Руси: Чюдь, Меря, Весь, Мурома, Черемись (Черемиса), Моръдва, Пермь, Печера, Ямь, Литва, Зимигола (Зимегола), Корсь, Норова (Нерома), Либь (Ливь)»[420].

Во-вторых, по уставной грамоте князя Святослава Ольговича 1137 г. новгородскому епископу передавались права на доходы, собираемые «изъ Онега», в том числе «у Еми скора», то есть меха, получаемые от еми в качестве дани[421]. И в-третьих, в шведской Хронике Эрика, составленной в начале XIV в., сразу за сообщением о покорении еми шведами в 1249 г. записано: «Ту страну, которая была вся крещена, русский князь <…> потерял»[422]. Таким образом, шведы считали, что отбили землю еми у русских. Примечательно также, что в финском языке слово, означающее «оброк», «дань», «подать», звучит как aprakka, что выдает заимствование из русского[423].

На основании всего вышеизложенного Шаскольский сделал заключение о принадлежности земли еми к числу зависимых от Новгорода территорий. Однако эта зависимость носила традиционный для Руси патриархальный характер и выражалась только в уплате дани. Русские не вторгались во внутриплеменные отношения, никак осознанно не влияли на местный уклад жизни и на родо-племенную организацию; они никогда не строили на этих землях собственных поселений, укреплений или погостов[424]. Все свидетельства источников вполне укладываются в указанную схему, но выносят за скобки один неразрешимый вопрос: насколько регулярно собиралась русскими дань с еми. Практически к этому и сводилась полемика между западной и советской школами. Западные исследователи не собирались ставить под сомнение зафиксированные летописью русские походы на емь и следовавший за этим сбор дани, но считали, что в промежутках между этими походами никакой дани не собиралось. Наоборот советские исследователи указывали на регулярность поборов с еми, походы на которую совершались в качестве кары за перерыв в уплате.

Полагаем, что русский приоритет в покорении земли тавастов не вызывает сомнения, а сбор дани, даже если просто зафиксировать по летописи новгородские (и карельские) походы против еми (1042, 1123, 1143, 1186, 1191 гг.), производился достаточно часто[425]. Показательным также выглядит заимствование в финский язык из русского целого комплекса церковно-религиозных терминов: раррі (священник) от «поп», raamattu (Библия) от «грамота (письмо, книга)», risti (крест) от «кръстъ», и др.[426]. Они свидетельствуют о том, что и первое знакомство с христианством финны получили от русских, православных. Следовательно, плотность контактов еми с новгородцами в XI–XIII вв. была велика.

Первый поход на емь возглавил новгородский князь Владимир Ярославич. О нем сообщает летопись под 1042 годом: