Северные новеллы

Едва мы разбили палатку в ложбинке возле ручья, я пробрался сквозь густые заросли стланика и вышел к проливу. В кармане моей штормовки лежала вареная треска.

Моему взору предстала обширная бухта. На камнях и в воде неподалеку от берега многочисленными группами сидели и лежали каланы, дегтярно-черные и бурые. В воде они лежали все в одной и той же позе, на спине, приподняв голову и скрестив на груди передние лапы. Кто спал, кто сладко, во всю пасть, зевал.

В той группе, что находилась напротив меня, были беременные самки и матери с новорожденными детенышами — медведками, как их прозвали за светло-бурый мех. Одни спокойно лежали на материнской груди, позволяя вылизывать, разглаживать свой мех, другие бестолково гонялись друг за дружкой, и родительницы беспокойно следили за шалостями своих чад. В группе слева держались самки с уже подросшими детенышами, а в группе справа — холостые звери.

Но меня удивил не четкий порядок в стаде каланов. Поразил мир, царивший среди хищных зверей. Ни грызни, ни драки, ни даже легкого раздражения. Помнится, на Тюленьем среди котиков была совсем иная картина. Бесчисленные потасовки, жестокие битвы за самку и место на тесном пляже там не утихали ни на минуту, и тела самцов были обезображены свежими ранами и шрамами.

Я много был наслышан о каланах и знал действительную причину их необычайно кроткого нрава. У белого медведя или у того же котика толстенный слой подкожного жира. Разодран в драке мех — не беда: от переохлаждения тело защитит жир. А у калана жира почти нет, роль теплоизоляции выполняет только мех; всякая рана грозит животному смертью в холодных водах. Умные звери это знают и берегут шкуру пуще зеницы ока. А как они ухаживают за своими шубками! Почти все морские бобры, отдыхавшие на берегу, каких я окинул взором, неустанно массажировали передними лапами свой воистину драгоценный мех, изгоняли из него влагу, расчесывали, взбивали шелковистые волоски. Ни дать ни взять модницы перед зеркалом, наводящие марафет перед новогодним балом. Калана нельзя назвать красивым зверем, как, например, косулю или леопарда: коротенькие лапы, вздувшееся брюхо, чуть ли не волочившееся по земле, толстый короткий хвост; но мешковатое полутораметровое тело (словно он шубу надел не по размеру), свисающие белесые вибриссы — усы, незлобивый, добродушный взгляд широко поставленных глаз — все излучало неизъяснимое очарование. Что-то совсем беззащитное, овечье есть в его заросшей светлым мехом морде. Да и что такое красота? Так глядишь на красивую холодной античной красотою женщину; не трогает ее лицо — восхищает. И вот встает рядом с нею другая. И рот-то у нее великоват, и нос вздернут. Но в милой улыбке, в смешливых глазах столько несказанной прелести, теплого света, что, право же, уже не замечаешь неподвижную античную красоту...

Пока я стоял, звери не проявляли заметного беспокойства, лишь изредка поглядывали на меня: ты кто, мол, таков? Но едва мне стоило приблизиться к ним на несколько метров, беременные сам-:ш и молодые мамы, схватив зубами медведок, устремлялись к воде. Шлеп! Шлеп! Шлеп! Одна за другой каланихи попадали с обрывистой кромки в пролив. Лежа на сш>ле, животные, как по команде, приподняли головы, устремив на меня опасливые взгляды; детеныши забрались на материнскую грудь.

Мне невольно стало стыдно за род людской. Говорят, на острове Медном каланы совершенно не боятся людей и, выходя из моря, берут пищу прямо из рук. Не так-то просто раньше было добраться до Командор, человек не успел там выбить, напугать зверей — вот причина такой доверчивости. А на Южной Камчатке успел. Да так, что у каланов выработался инстинкт боязни двуногого существа как самого опасного хищника. Запрет на свободный отстрел каланов введен у нас в 1924 году. Этот зверь живет десять лет. Стало быть, даже через шесть поколений мирной для него жизни не притупился этот тревожный инстинкт!

В невеселом раздумье я сел на камни, чтобы казаться зверям поменьше ростом и не так пугать их. Каланы покачивались на волнах, как на качелях, и по-прежнему не спускали с меня настороженных глаз.

Мое внимание привлек каланенок, который сидел на материнской груди и тоже смотрел на меня. Но во взгляде детеныша не было страха. Глаза горели безудержным любопытством. Незнакомые существа возбуждали в нем интерес, но не страх. Раза два каланенок пытался сползти с груди матери с явным намерением плыть ко мне, но родцтельница удерживала несмышленыша передними лапами. Они у нее цепкие, хваткие, не то что задние, напоминающие ласты; вместо пальцев — твердые и очень подвижные подушечки и фаланги — трубчатые кости, которыми зверь может держать даже соломинку.