Северные рассказы

Среди собак выделялся статный белый пес с острыми стоячими ушами и пушистым хвостом. Широкая грудь и крепкие недлинные лапы говорили о силе и выносливости. Черные глаза отражали ум и отвагу.

За осень и зиму Бишка превратился из кутенка в красивого пса. Мы решили на первой же медвежьей охоте испытать его способности.

— Бишка! — крикнул Мелентьич.

Мгновенный поворот настороженной головы. Уши прижимаются, и Бишка, стремительно бросившись к но гам хозяина, начинает выполнять какой-то дикий, восторженный танец — топчется на месте, прыгает и виляет не только хвостом, но и всей задней половиной туловища, стремясь, кажется, сломаться пополам.

Вдруг резкий бросок в сторону, и вот он стоит настороженный, опустив хвост и чутко нюхая воздух, устремив уши и глаза — в сторону бухты.

В этот день, день восхода солнца после четырехмесячной полярной ночи, Бишка родился для нас второй раз, и с этого дня началась его полная приключений жизнь.

Однажды утром, когда стали длиннее дни и морозный воздух, пронизываемый солнечными лучами, искрился ледяными иглами, а на ледниках серебрились купола и лиловели впадины, каюр вышел из дому, держа в руках деревянную чурку с привязанной к ней собачьей шлейкой. Этот инструмент предназначался для Бишки.

У поморов принято приучать собаку к упряжке этим инквизиторским способом. Собака должна несколько дней всюду волочить за собой такую чурку, постепенно привыкая к лямке. Для живой, подвижной собаки такая «волокуша» является большим испытанием.

Бишка только один раз позволил надеть на себя шлейку с чуркой и, очень быстро избавившись от нее каким-то хитроумным способом, больше не давал себя провести. Все ухищрения Мелентьича не приводили ни к чему. Пес, казалось, знал все замыслы каюра; стойле ему появиться на улице даже без злополучной чурки а только с намерением поймать Бишку и запрячь его как тот, с подозрением вглядевшись в своего хозяина я понюхав воздух, низко опускал хвост и, нагнув голову с прижатыми ушами, ленивой рысцой убегал в глубь берега, где, спрятавшись за обломками базальта наблюдал за тем, что происходило около домов зимовки.

Так он мог лежать целыми часами, не проявляя признаков жизни и даже не реагируя на инсценировку кормежки собак, которую устраивали специально для него. Каким-то особым чутьем он умел угадывать окончание поползновений на его свободу и, спокойно появившись среди собак, начинал жестокую расправу со сверстниками. От его трепки собачья весенняя линяющая шерсть летала по воздуху разномастными хлопьями.

Визгам и воплям клал конец вожак стаи — старый, до еще сильный пес, полукровка Джим. Ударив грудью расходившегося забияку и повергнув его на землю, вожак презрительно обнюхивал лежащего на спине с раскинутыми лапами Бишку и, постояв над ним, отходил прочь, предварительно воинственно поскребя лапами снег.

Мы все принимали участие в преодолении бишкиных хитростей, но безрезультатно. Он проявлял столько остроумной изобретательности, выдержки и ума, что заставить его забыть чурку мы не могли. Как ездовая собака Бишка погиб для нас безвозвратно.

Первая охота на белого медведя, в которой принимал участие Бишка, чуть не окончилась для него трагически.

Три дня бушевала пурга. Три дня апрельский, влажный снег несся непрерывным потоком с юго-востока.

Ураганный ветер упруго хлестал по оледеневшей, заснеженной земле. Три дня все живое пряталось от пурги и колючего снега. На четвертый день на небе появились звезды, стихающий ветер унес последние хлопья облаков.

В эту ночь к жилью подошел зверь. Смело, не замедляя шага, хозяин пустыни вплотную подошел к продовольственному складу, обошел его кругом, оставляя на снегу громадные круглые следы, встал на задние лапы во весь свой трехметровый рост, обнюхал стену, похлопал по ней мохнатой сильной лапой и, неудовлетворенно рявкнув, отошел, сел и стал оглядываться, осваиваясь с обстановкой.

Здесь его и почуяли собаки. Первой тявкнула старая Сватья — мать Бишки. Это послужило сигналом для остальных собак. Отовсюду, из всех укромных, нагретых за ночь уголков с лаем выскакивали потревоженные псы.

Зверь не проявил особого беспокойства, только встал и, поводя головой, стал шипеть. Через несколько секунд, окруженный злобно лающими собаками, он медленно повернулся и, отмахиваясь лапами от особенно активных преследователей, стал уходить по льду в сторону скалы Рубини-Рок.

Во всем поведении медведя не чувствовалось страха. Казалось, что нападающие собаки просто надоедливо выводят его, привыкшего к тишине и одиночеству, из равновесия.

Среди собак Бишки не было. То ли случайно, то ли. из особых соображений он задержался на зимовке и, бегая между домами, бухал своим неустановившимся баском. Его голос, многократно отраженный в звонком морозном воздухе, будил тишину спящего поселка.

И действительно, кое-где в темных окнах матово вспыхнул свет и в жилом доме громко захлопали двери.

Лай собаки по медведю столь характерен, что всякий полярник воспринимает его как боевую тревогу.