Первыми в кают-компании неизменно появляются метеорологи, аэрологи и геофизики. Это известные полуночники, ведущие свои наблюдения круглые сутки. Хоть завтрак и начинается в 2 часа 30 минут, они уже с двух часов осаждают дежурного вопросами, что на завтрак, и наводят критику на все приготовленное. Горе тому, кто сварит жидкий кофе или плохо отогреет окаменелый, замерзший хлеб. Завтрак проходит всегда в веселой, жизнерадостной болтовне. Скоро все расходятся по своим объектам наблюдений. У гидрологов начинает тарахтеть движок механической лебедки. С большой глубины поднимаются батометры с пробами воды. Берутся пробы планктона, измеряются течения и температура воды на различных горизонтах. У аэрологов сразу после завтрака выпуск очередного радиозонда, и вскоре из их палатки уже слышатся характерные чирикающие сигналы прибора, летящего в атмосферу. С площадки, где стоит вертолет, доносится мощный гул подогреваемых ламп. Это пилот Бабенко собирается в очередной облет района для ледовой разведки. С ним летит А. Ф. Трешников и кинооператор Е. П. Яцун.
Опустела кают-компания, и только наш общий любимец Иван Максимович Шариков звенит убираемой посудой. Трудовой день начался.
Время до обеда проходит быстро. Все заняты работой, и если в этот день природа милостива и нет метели, многие между сроками наблюдений приводят в порядок свое хозяйство, откапывая его из-под снега, поправляют брезенты, закрывающие грузы, сортируют ящики с продовольствием и аварийными пайками.
Но вот из открытых дверей камбуза вместе с клубами пара начинают доноситься соблазнительные запахи жареных бифштексов. В это время наши псы, Блудный и Мамай, лениво потягиваясь, являются на свое постоянное место дежурства к камбузу. Здесь у них есть свои, вылежанные в снегу ямки, расположенные симметрично по бокам двери. Каждый из них всегда занимает свою ямку.
По зову рынды зимовщики собираются на обед и отдают ему должное, всегда с неизменным аппетитом. Во время обеда кто-нибудь из зимовщиков попадает под обстрел товарищеской шутки. Чаще всего это падает на долю доктора Воловича. Так уж повелось, видимо потому, что Волович обладает остроумием и за ответным словом в карман не лезет. Одной из тем разговора часто служит редкая, прямо-таки уникальная нелюбовь Воловича к хозяйственным обязанностям, которые на него возложены внутренним распорядком станции. Разговор начинается примерно так:
— Виталий! А где у нас лежат крепления для лыж? — Спрашивающий с невинно внимательным выражением лица ждет ответа. Волович явно затруднен вопросом, однако теряться не в его привычке.
— В куче номер один, — отвечает он, но в его голосе не слышно металлических нот железной уверенности.
— А где куча номер один? — Этот вопрос много легче, и Волович, обсасывая с большим аппетитом косточку, бурчит:
— Рядом с кучей номер три. — Все обедающие примолкли и с интересом ждут финала-разговора. Тот, кому до зарезу понадобились крепления для лыж, на этом не успокаивается.
— Виталий, а которая эта куча номер три, справа или слева?
Волович начинает ерзать на стуле и чувствует, что медленно, но верно залезает в тупик. Однако он молодцевато и бодро отвечает:
— Рядом с ящиками с глицерином! — Это его губит. Все знают, что злосчастный глицерин с момента нашего прибытия на льдину спрятался где-то под снегом и стал прямо-таки легендарным.
Ведущий допрос елейно-медоточивым тоном задает последний, убийственный вопрос:
— А где глицерин? — Наступает тишина, нарушаемая только сопением Воловича. Наконец, словно бросаясь в холодную воду, с тоскливым выражением своих черных глаз Виталий сдается на милость всей кают-компании и бурчит:
— Вот этого я не знаю!
После мгновения тишины кают-компания оглашается дружным смехом. В веселье принимает участие и сама «жертва». Комизм ситуации, которая замыкается на потерянном глицерине, явно в духе живого и добродушного характера Виталия Воловича. Нужно отметить, что к осени Виталий стал более уверенно отвечать на вопросы о местоположении тех иди иных хозяйственных предметов, но, к его несчастью, после разломов поля и многочисленных переездов лагеря с места на место все грузы и так называемые «кучи» номер один, два и т. д. совершенно безнадежно спутались, и в этой путанице он уже разобраться так и не смог до самого закрытия станции. Глицерин же вдруг нашелся. Все три бидона появились как из-под земли на самом видном месте. Виталий ходил гордый и уверенно заявил, что он все время знал, где находились эти бидоны…
Между обедом и ужином продолжается напряженный трудовой день. Алексей Федорович раскладывает карты и научные материалы на только что вымытых столах кают-компании и, сопя неизменной трубкой, работает над обобщением океанологических материалов наблюдений. Из репродуктора, висящего на стене кают-компании, доносятся бодрые звуки утренней зарядки. Это одна из наших местных особенностей. Мы жили по московскому времени, но распорядок дня для удобства ведения наблюдений был сдвинут от привычного всем на Большой Земле понятия — утро и вечер.