Северные рассказы

Мы ожидали от летнего таяния больших неприятностей. Но, к нашему счастью, их почти не последовало. Сказалась высокая широта нашего дрейфа в летние месяцы. На станции «Северный полюс-2» в 1950 году нас буквально заливало водой. Приходилось принимать самые энергичные и срочные меры по борьбе с наводнением. Здесь же таяние было не столь бурным, и к концу лета весь снег так и не стаял. Однако домики и палатки нам все же пришлось несколько раз переносить и передвигать на более высокие и сухие места льдины.

Теплый период подходил к концу. Солнце все ниже и ниже опускалось к горизонту. Все чаще снежницы покрывались молодым льдом, и все чаще в воздухе появлялись хороводы снежинок. Зима пришла неожиданно и бурно. Это было 18 сентября. Подул сильный ветер, температура упала до минус 16 градусов, и засвистела, закружилась первая пурга. Сразу стало холодно и неуютно в палатках. Их брезент, выжженный летним солнцем и выветренный непогодами, плохо держал тепло. Даже пламя газовой плитки стало как будто холоднее. В этот день, воспользовавшись метелью, часть зимовщиков занялась отеплением и ремонтом кают-компании, конопатили и заклеивали щели, стены оклеивали новыми обоями. Уже к вечеру стало уютно и тепло.

В редкие ясные дни мы наблюдали, как быстро и неуклонно солнце приближалось к горизонту. Появилась сильная рефракция. Половина всей окружности горизонта как бы поднималась, и тогда казалось, что наша льдина находится в ледяной чаше с причудливыми, зубчатыми краями торосов. Величественное и необычайно красивое зрелище.

25 сентября геофизику Попкову удалось произвести астрономические наблюдения, но вычислить координаты уже не представлялось возможности. Слишком низкое солнце и слишком велика рефракция.

27 сентября при ясном горизонте мы уже не увидели солнца.

Началась полярная ночь. Метели участились. Около домиков и палаток намело большие сугробы. Вид лагеря изменился до неузнаваемости. Вот одна из записей в вахтенном журнале, относящаяся к этим дням:

«Вахта выдалась веселая, — писал дежурный по лагерю Игорь Цигельницкий. — В течение суток сильная метель. Ветер 17–20 м в секунду. Очень плохая видимость. Утром палатки замело снегом, в местах завихрений образовались большие надувы снега, высотой до метра. Снег постепенно уплотнялся. Впервые после долгого перерыва на камбузе вместо воды из снежниц топили снег. На редкость был дружным сбор на завтрак, да оно и понятно. В такую погоду единственное место, где можно посидеть, поговорить, — это кают-компания. Натопил жарко, но к концу дежурства здорово выдуло. От обледенения и ветра рвет антенны у радиомачт.

Аэрологи с трудом, после пяти пробных пробегов, выпустили утренний радиозонд. Гидрологи продолжают работать по программе. Глубина на 18 часов 00 минут — 2896 м. За сутки изменилась на 1200 м. Угол наклона троса в лунке более 25°, что свидетельствует о большой скорости дрейфа. Координаты не определялись, причина ясная — не по чему».

В те дни, когда не было метели (а это случалось редко), коллектив станции деятельно готовился к зиме. Строили снежные стенки для защиты приборов и рабочих мест, утепляли палатки и домики. Механик М. С. Комаров готовил посадочную полосу для приема самолетов. Со дня на день должен был начаться осенний завоз снаряжения, топлива и продовольствия. Живущие в палатках с нетерпением ждали прибытия домиков. В палатках стало холодно, темно и неуютно. Разговоры о домиках стали обычной темой обитателей ледового лагеря.

На береговых базах уже ждали нашего согласия на прием самолетов полярной авиации. Но подготовка посадочной полосы затягивалась из-за сравнительно высоких температур воздуха. Для хорошего замерзания полосы необходимы устойчивые температуры, порядка— 20–25 градусов, а сейчас, как назло, температура держалась около 10–15 градусов.

И вот, наконец, посадочная площадка готова. 12 октября в 8 часов к нам вылетел самолет Н-417, пилотируемый Ильей Спиридоновичем Котовым.

Только тот, кто дрейфовал на льду, может понять, какие чувства при таком известии охватывают людей, оторванных от берегов Родины и ограниченных просторами закованного льдом океана.

Уже где-то в полярной мгле над льдинами, как пылинка в космосе, летит машина, управляемая нашими лучшими товарищами, с которыми нас связывает дружба, проверенная в тяжелой работе полярника и в минуты опасности, когда мы начинали развернутым строем штурм высоких широт Арктики. Разве можно быть хладнокровным в эти часы? Радисты дрейфующей станции К. Курко и Л. Разбаш, и без того пользующиеся авторитетом и любовью коллектива, сейчас наиболее популярны. То и дело звенит телефон в радиорубке. В трубке слышатся и просительные, и даже почти елейные интонации голосов: Где самолет? Когда планируется прилет? Какие условия полета у Ильи Спиридоновича и его отважного экипажа? Ведь они должны проверить пригодность нашей посадочной полосы для приема самолетов. Это действительно отважные и беззаветно преданные своему долгу люди, идущие на большой риск.