Северные рассказы

— Выхода нет, Борис. Сам видишь, во что он превратился. Это последняя мера. Убеждения не помогают, будем действовать иначе. Итак, бросим топить печь, пусть спит одетым.

V

К концу второго дня комната зимовки стала походить на заброшенную охотничью избушку. В пазы и трещины надуло снежную пыль, углы промерзли. Потолок покрылся кристаллами льда, на всех предметах лег иней. Чем холоднее становилось, тем все больше и больше трое зимовщиков надевали на себя мехов. Андрей, наконец, не выдержал:

— Что это за холодина такая? Дров принес бы, что ли.

— А ты заготовлял топливо? — спросил Игнат. — Холодно, так поди притащи охапку и растопи печь.

— Ну и чорт с вами! — озлился цынготник. — Пропадайте, как клопы. Я-то не замерзну, мне наплевать на холод.

Он надел на себя теплую оленью малицу и, как всегда, лег на постель.

Через час с кровати послышался спокойный храп. Игнат разбудил Бориса, и они занялись необычайными приготовлениями: за дверь вынесли дробовик, патронташ и около ружья поставили ненецкие широкие охотничьи лыжи, подбитые шкурой.

Ночь была морозна и прозрачно чиста...

У постели Игнат еще раз шопотом спросил:

— Ну, Борис, готов?

Борис дрожал.

— Не дрейфь, Боря, — горячо шептал Игнат. — Ну, давай разом. Пошел!

С последним выкриком он ринулся к спящему и поднял его своими сильными руками. У нар, тяжело дыша, возился Борис, Андрея они вынесли на мороз, бросили в снег, а сами быстро скрылись в дом.

Андрей долго пролежал в снегу. Он ничего не понимал и только прерывисто дышал. Отдышавшись, он сел в снегу и вдруг увидел лыжи и ружье. Молниеносная догадка пронзила его: «Дураки, скоты! Вместо помощи они выгнали меня с зимовки». Он с ужасом вздрогнул. Ярость обуяла его. Не чувствуя боли, Андрей вскочил на ноги и бросился к двери; она была крепко заперта. Андрей забарабанил в дверь кулаками:

— Пустите, скоты. Пустите! Вы не имеете права так издеваться. Я буду жаловаться...

— Кому и как, дорогой? — послышался из-за двери спокойный голос Игната. — Кому вы собираетесь на нас жаловаться? О чем вы будете бить челом?

— Звери! Пустите же... — со слезами молил Андрей, — пустите... Честное слово, я буду собирать дрова... Ну, разве так можно? — Он обессилел и медленно опустился у двери.

— Послушай, — снова раздался голос, — принеси мне куропатку — одну только куропатку — живую или мертвую! Мы пустим тебя, уложим в постель и укроем одеялом. Пока же хозяин этой чудной постели отсутствует, я буду занимать ее. А теперь не мешай спать.

— Открой сейчас же!.. — снова было забуянил Андрей, но тот же спокойный голос прервал его:

— А-а! Опять бузить? Слышишь, Андрей, двое на зимовке Грешной отходят ко сну, а третий грешник добровольно (подчеркиваю, доб-ро-воль-но!) отправляется на охоту. Вот и все. Спокойной ночи и удачной охоты, коллега.

Андрей был подавлен, слезы душили его.

— Боря! — закричал он, — Боря, неужели и ты?

— Андрюша, так пойми бу...

Голос прервался, что-то зашумело, шлепнулось, и снова заговорил Игнат:

— Борис не слышит, он давно спит. А перед сном велел передать, чтоб вы убирались. Андрей, я говорю серьезно: сейчас двенадцать часов ночи, ровно в пять утра; дверь будет открыта, а до этого времени побродите на лыжах, возитесь с собаками.

У дверей изгнанник простоял час. Понемногу стали замерзать ноги, озноб охватил тело. Андрей надел лыжи и стал ходить вокруг фактории. Согревшись, он устало садился и отдыхал, а когда мороз снова пробирался к телу, опять тяжело ползал на лыжах. Следом за ним ходили хмурые собаки упряжки Игната и, видимо, не могли постичь поступков этого странного человека. Андрей горько думал о своем положении, негодовал, злился, но дверь попрежнему оставалась закрытой. «Вот и я, как собака», — думалось ему. Он и не видел, как все это время — долгие пять часов — сквозь единственное, заснеженное окно зимовки за ним наблюдали две пары глаз: одна — тревожных и переполненных жалостью, другая — спокойных, чуть насмешливых.

VI

Дней через десять Андрей заметно окреп. Но изо дня в день, как и раньше, с необыкновенной методичностью Игнат и Борис продолжали выбрасывать своего товарища из дома. Сначала это озлобляло больного. Он перестал вовсе разговаривать с «теми двумя», старался вообще не замечать их. Однажды, в приступе отчаяния и злобы, после долгих жалоб и просьб впустить его хотя бы погреться, Андрей схватил двустволку и выпустил оба заряда в единственное окно фактории. Стекла со звоном рассыпались, оголяя черную пасть окна, в которой сейчас же появилось хладнокровное лицо Игната. Ясным взглядом смерил он Андрея и со вздохом сказал в глубь комнаты:

— Нет, ты напрасно обманываешь меня, Борис. Это вовсе не Андрей. Это Рудин на баррикадах восставшего Парило. Стыдно жить в наше время Рудину. Давай подушку, Боря. Нет, нет, не свою, а его, пусть спит без нее.

Окно заткнули подушкой. Через три часа Андрея впустили. Ложась спать, он был уверен, что демонстрация его никого не устрашила и он все-таки снова будет выброшен в снег. После этого случая в домике исчезли вилки и оружие оказалось разряженным.