Северный богатырь. Живой мертвец

В первый миг, когда Маша обняла Семена Павловича и почувствовала на своей щеке его поцелуи, она чуть не умерла, так сильно было ее волнение. После того как она услышала страшную весть о его смерти, жизнь потеряла для нее цену, и она собиралась в монастырь. Отец топал ногами и грозил ей проклятием, но она твердила свое:

— Ни за кого, кроме Сени, не выйду… Умер он, и жених мой — Христос!

— Насильно выдам! — злобно кричал старик.

— Умру, а ничьей женой не буду! — твердила Маша.

Старик понял, что против ее упорства ничего не поделать, и зорко следил за ней, боясь, что она действительно выполнит угрозу.

И вдруг вернулся тот, кого они считали покойником. Старик растерялся, а Маша обезумела от радости.

— Милый, дорогой! — шептала она, не находя других слов, и не отходила от своего жениха, молча целовавшего ее руки.

— Кхе-кхе-кхе, — смущенно смеялся отец-старик, — вот, значит, и за свадебку.

— Нельзя сразу, — ответил Брыков.

— А почему?

— Да вот! — и Семен Павлович рассказал всю неприятную историю с ним по поводу его мнимой смерти.

Старый приказный покачал головой.

— Гм… гм… — сказал он, — трудное дело, мой батюшка! Тут самая суть, что приказ-то государев. Да? Ну, вот и оно! Кто сей приказ, кроме него, изменить может?

— Не может же быть, чтобы он не признал меня живым! — засмеялся Семен Павлович. — И наш шеф, и я думаем, что генерал-губернатор вступится.

— Милый, — воскликнула Маша, — да не все ли равно?! Ну, вышел ты из полка; так уедем к тебе в именье и там мирно жить будем.

Старик насмешливо покачал головой, подумав: «Не будь ты жених моей Маши, я показал бы тебе, чего ты теперь стоишь», — но промолчал. Семен же Павлович только кивнул головой и пожал руку Маше. Они были молоды, любили друг друга, да и кому в эти минуты могла прийти мысль, что живой человек зачислен в мертвецы и нет ему воскресения?

— Завтра я по своим делам отправлюсь и в церковь зайду, — сказал Семен Павлович, прощаясь с Федуловыми.

На другой день он начал свои хлопоты, и с этого времени начались его мытарства.

VIII Мытарства живой души

Император Павел, очень ценя деятельного, расторопного и преданного Архарова, был совершенно спокоен за благоустройство столицы и пожелал иметь такого же человека и в Москве. В разговоре с ним Николай Петрович Архаров очень ловко сумел порекомендовать государю своего брата, Ивана Петровича, жившего в деревне на покое. Император немедленно вызвал последнего в Петербург, произвел в генералы от инфантерии, наградил орденом Анны первой степени, дал тысячу душ крестьян и назначил его в Москву в помощники князю Долгорукому в качестве второго военного губернатора.

По своей должности Иван Петрович был, вернее, просто обер-полицеймейстером и старался по всей мере сил исполнять свою службу.

Москвичам он пришелся особенно по душе за свое хлебосольство, радушие и веселый нрав. В доме у него была прямо непротолченная труба, и он радовался званому и незваному, стремясь каждого напоить, накормить и всячески обласкать. К нему-то и направился прежде всего Семен Павлович.

Был еще ранний час, но приемная Архарова уже была полна народом, людьми всяких рангов и званий. Брыков подошел к стоявшему у дверей офицеру и спросил его, как повидать Архарова.

— А никакой хитрости! Он сейчас выйдет, к вам подойдет, вы и скажете.

И, действительно, почти тотчас распахнулась внутренняя дверь, и в зал вошел Архаров в сопровождении адъютанта, своего неизменного спутника, пруссака Гессе.

Когда император назначал Архарова, тот оговорился, что совершенно забыл военное дело.

— Ну, я дам тебе знающего! — сказал государь и назначил ему в помощники полковника Гессе.

Тот забрал в свои руки всю военную часть и действительно так повел свое дело, что собранный им из разных полков батальон явился навеки образцом дисциплины и выправки. Слово «архаровец» сохранилось как нарицательное от того времени.

Затянутый в мундир, сухой и высокий, с бесстрастным лицом, Гессе выступал подле Архарова журавлиным шагом, словно на параде. Сзади них, вытянувшись и боясь сделать неосторожное движение, шагал адъютант и среди них толстый и коротенький Архаров с веселым лицом производил впечатление живого человека среди восковых фигур. Все с улыбкой смотрели на него и развеселились, когда услышали его сиповатый голос:

— А, старушка Божья! По какой нужде? Ась?

— Милостивец ты мой, — заголосила старушка, — вызволи! Кварташка совсем жить не дает. Вишь, понравилась ему моя Буренка, так дай ему! Так и цепится.

— Ладно, ладно! Бумага при тебе? Здесь? Ну, отдай ее вот ему! — и обер-полицеймейстер пошел далее.

Собственно трудных дел или каких-либо кляузных он никогда не решал, предпочитая сдавать их в свою канцелярию, но каждого просителя обнадеживал ласковым словом.

— А тебе, сударь мой, какая нужда? — спросил он у Брыкова.

— Секретное дело, — ответил он поклонившись, — желал бы с глазу на глаз!

Архаров с любопытством взглянул на него и, увидев на его лице напряженное ожидание, тотчас согласился.

— Ну, ну, подожди немного! — сказал он и стал обходить других просителей.