Северный богатырь. Живой мертвец

Зал мало-помалу пустел. Архаров спросил последнего и ушел во внутренние покои. Брыков в унылом ожидании прислонился к стене, но подошедший к нему адъютант вскоре попросил его к генералу. Брыков вошел в обширный кабинет. Архаров, расстегнув сюртук, махал руками, чтобы размять затекшие члены.

— А! Ты, сударь! Фу, фу! Ну, и умаялся я нынче! Сколько народа этого! Дела! Ну, какой у тебя секрет?

Брыков изложил свое дело и почтительно замолчал. Архаров выслушал, и вдруг его лицо расплылось в улыбку.

— Ха-ха-ха, — засмеялся он, — выморочный, значит! Жив и будто мертв! Вот потеха-то! Как же так Антон Кузьмич ошибся?

— Был введен в заблуждение оговором.

— Так. Ну, и что же теперь?

— Я желал вступить в службу, — сказал Брыков, — да полковник не принимает.

— Как же это он может?

В это время в беседу вступился Гессе, до того времени молча стоявший у письменного стола.

— Полковник, — сказал он ломаным русским языком, — ничего не могит здесь делайт. Они умерль.

— Брось, — остановил Архаров, — видишь, что жив.

— И умерль! — повторил с ударением Гессе. — Господа офисер исключаются из списков только императорским приказом. Императорски слово — закон. Император подписал умерль — и, значит, умерль! Полковник Авдеев ничего не могит делайт.

Архаров остановился посреди комнаты и переводил взгляды с Брыкова на своего Гессе и обратно. Когда он смотрел на Брыкова, его лицо выражало сожаление, когда на Гессе — удивление. Наконец он покачал головой, развел руками и воскликнул:

— Вот так штука! А ведь Густав Карлович прав! Царское слово — закон! Что же делать ему? — обратился он к Гессе. — Присоветуй!

— Просить царя, — ответил Гессе. — Ви подавайт просьбу через полковник, а он пусть говорит. Государь будет взад ехать скоро.

— Вот-вот! — обрадовался Архаров. — Я тоже скажу, ежели к слову будет. Государь много что через полтора месяца назад будет, а до тех пор я уж тебе позволю: живи, как мертвый!.. — и он засмеялся, отпуская Брыкова.

Семен Павлович пошел к шефу и рассказал про беседу с Архаровым.

— Ну, вот это — дело, — решил полковник. — Пишите, а я доложу.

Брыков утомился и зашел к Ермолину. На этот раз последний был один, а потому мог внимательно выслушать сообщение приятеля о визите к Архарову.

— Плохо твое дело! — сказал он, пуская клубы дыма из длиннейшего чубука, — и, знаешь, я тебе по дружбе скажу: всю эту штуку тебе Митька подстроил.

— Дмитрий? — с изумлением воскликнул Брыков. — Да ему зачем?

— А наследство?

Брыков вспомнил поведение брата и побледнел. Господи, да неужели он хотел лишить его жизни? Нет, он — не такой злодей!

— Вот увидишь еще! — сказал Ермолин. — Ты знаешь, он по болезни в отставку подает?

— Да ну?

— Вот тебе и ну! Уедет к тебе в именье и заживет.

— Да я-то еще жив!

— Жив, да не жив!

Семен Павлович вне себя поспешил домой.

А в это время Дмитрий сидел в своей гостиной, уставленной мебелью брата, и, сося мундштук, беседовал с подьячим из гражданской палаты, Дмитрием Авдеевым Вороновым. Невысокого роста, почти без талии, с лицом, на котором искрились маленькие свиные глазки и краснел вздернутый нос, Воронов стоял перед хозяином полусогнувшись и подлой улыбкой обнажал гнилые зубы. В Москве он слыл за умную каналью, способную запутать и распутать любой узел. Члены палаты зачастую звали его и спрашивали: «Ну, как тут делать, по-твоему?» — и он помогал им в их решениях, не забывая и себя, и медленно, неуклонно из поповичей пробираясь в служилое дворянство.

— Мне бы только исправником где-нибудь стать! — говорил он с вожделенным вздохом.

Теперь Дмитрий Брыков вызвал его к себе на совет, внимательно слушал его вкрадчивую речь, и по мере слов подьячего его лицо прояснялось, и он все веселее и веселее кивал головой.

— Так, по-твоему, выгорит?..

— Беспременно-с! Раз руки нет…

— И теперь шиш?..

— Хи-хи-хи. Обязательно!

— Ну, смотри, чернильная душа! — весело сказал Брыков. — Вот тебе теперь десять рублей. Выгорит мое дело — еще сто дам, а не выгорит, ну, тоже на орехи получишь!

— Опасаться совсем нечего, — сказал Воронов, торопливо пряча деньги.

— А теперь, значит, хлопочи изо всех! Ну, иди!

Воронов низко поклонился Дмитрию и неслышно скользнул за двери, а Брыков радостно потер себе руки и улыбнулся, кому-то подмигивая.

IX Пришла беда — отворяй ворота

Семен Павлович едва переступил порог своего дома, как кровь забурлила в нем от негодования. Его квартира была так же пуста, как и вчера.

— Что же это такое? — воскликнул он. — Брат обещал сегодня все вернуть! Никого не было? А?

— Какое! — с негодованием ответил старый Сидор. Я посылал с нему Павлушу, так Дмитрий-то Власович его взашей! Вот! Да еще говорит: «Я вас вот скоро к себе переволоку!»

— Он с ума сошел! — с раздражением произнес Семен Павлович. — Ну, да увидим! — и, надев шляпу, он быстро пошел к своему брату.

С каждой минутой раздражение в нем росло. Слова Ермолина словно оправдывались на деле, но он не хотел верить в такую бессовестную наглость брата. Он не вошел, а почти вбежал в его комнату и закричал с порога:

— Дмитрий, что же это значит? Как ты смел?