Северный богатырь. Живой мертвец

— Перестань, Маша! Никогда не может случиться, чтобы правда потонула. Ведь я — не вор, не злодей. За меня и товарищи, и друзья. Разве можно лишить меня жизни, если я жив, из-за одной ошибки? Царь исправит эту ошибку и все… Не бойся, моя крошечка! — и Семен Павлович стал целовать заплаканное лицо невесты. — Мы, как решили, так и сделаем — поженимся и заживем тихо да мирно. Только как мы с тобой венчаться будем?

Маша немного успокоилась и вытерла слезы.

— Обдумаем мы это сообща, Сенечка! Ты приходи сюда по вечерам в девять часов. Я перед сном всегда буду заглядывать сюда. А если что спешное, я оповещу тебя тотчас. — Она совершенно оправилась и решительно сказала: — Только знай: женой твоего брата я никогда не буду! Лучше смерть. Пусть отец проклянет — мне все равно… Да!

Семен Павлович крепко обнял ее, и они на миг замерли в поцелуе.

«Если бы кто-либо стал рассказывать мне такую историю, что случилось со мною, я не поверил бы», — думал Брыков, медленным шагом возвращаясь в свой разоренный дом.

В этот миг он услышал пьяный оклик. Он поднял голову и увидел верхом на коне вдребезги пьяного Башилова, того самого, что был отличен императором на смотре.

— Смотри, тебя Гессе увидит такого, — сказал ему Брыков, — живо на гауптвахте будешь!

— Не бойсь! — ответил Башилов. — Не таковский я! Меня ныне сам государь отличил! Слышь, получен приказ. Меня в Питер, в семеновцы! Ха-ха-ха! Завтра еду. Приходи провожать!

— Спасибо!

— А ты когда женишься?

— Где там жениться! Хлопот у меня полон рот, братец мой! Ограбили меня, имени лишили.

— А ты к царю! — качаясь в седле, сказал Башилов.

— Я так и думаю!

— А будешь в Питере, ко мне. Сперва прямо в полк, спроси: «Где Башилов?» — а потом прямо ко мне!

— Спасибо! Только, я думаю, мы и здесь все сделаем! — ответил Семен Павлович и, простившись с приятелем, пошел своей дорогой, а Башилов поправился на коне и затянул тихим голосом:

Не пастух в свирель играет
На прекрасных сих лугах

X Живой мертвец

Для Семена Павловича потянулись тяжелые дни надежд, сомнений и душевных терзаний. Ограбленный братом, он существовал только благодаря товарищам, которые охотно снабжали его деньгами.

— Бери, — говорил Ермолин, — есть о чем говорить! Будут у тебя опять деньги, ну, и отдашь мне.

— Эх, будут ли! — падая духом, говорил Брыков.

— А как же? Царь у нас строг и взбалмошен, а справедлив. Это всякий скажет!

Брыков оживал надеждой и томился в ожидании царского проезда. В городе ходили слуги, что государь уже тронулся из Казани, что он только ждал, когда уедут в Петербург Лопухины. Прошение на высочайшее имя было уже написано «живым мертвецом» и подано шефу полка, который обещал и от себя замолвить слово, так же, как и Архаров, хотя никто не знал, в каком настроении будет император.

— Никто, как Бог! — говорил Брыкову тот или другой из старших офицеров. — Правда — правдой, но и настроение много значит.

Слушая подобные речи, Семен Павлович вновь падал духом. Что, если почему-либо не удастся его дело, т. е. государь не изменит своего приказа? Ведь тогда полная гражданская смерть: ни имени, ни денег, ни Маши… Но, нет, этого не может быть!

— Есть же правда на земле, — с убеждением говорила ему Маша, когда они украдкой виделись в беседке над ледником, — а здесь даже и дела нет. Ошибкой тебя мертвым назвали. Смешно даже! Только все-таки торопиться надо, а то — смотри — твой братец уже о вводе во владение твоим имением хлопочет Я слыхала, как папаша с этим подьячим говорил.

— А Дмитрий у вас бывает? — глухо спросил Семен Павлович.

— Каждый день! А я прячусь. Уйду к себе, да и все! Отец сердится, грозит, а я так и сказала ему: «Убейте, а за него не выйду».

— Я готов убить его, — с ненавистью прошептал Брыков.

— Что ты, что ты, Сеня! Ведь он же — твой двоюродный брат! Потерпи, а тогда мы оба посмеемся над ним! — и Маша ласками утешала своего жениха, стараясь вселить в него бодрость.

Но, когда она оставалась одна, ее дух ослабевал, и ее охватывал страх за будущее. Несколько раз она подслушивала беседы отца с этим гнусным Вороновым и поняла, что если приезд императора задержится еще хоть на один месяц, то они успеют почти дочиста ограбить ее жениха, завладев его имуществом. Несколько раз слыхала она разговоры своего отца и с Дмитрием Брыковым.

«Господи, и есть же такие люди!» — с краской стыда и негодования на лице думала она, слыша, как отец продает ее, словно товар.

— Вы только торопитесь со вводом, — говорил старик, — а там он пусть оживет да поднимет тяжбу. Когда-то что чем кончится!.. Ведь, знаете, суд да дело… ха-ха-ха. А Машеньку я уже вам передам. По уговору.

— Я согласен на все! — воскликнул Дмитрий Брыков. — Вы получите полсотни десятин да, кроме того, я вам усадьбу отстрою. Только скорее бы все кончить!

— Скоро нельзя. Надо будет нам всем тогда отсюда уехать, да там в вотчине.

Маша замирала, слушая такие разговоры. Полно, уж отец ли ей — этот жадный старик? И она с ужасом говорила жениху:

— Милый, надо спешить! Ой, надо спешить!