Между прочим, этот Фредамбер – тоже интересный субъект. До галлизации его фамилия произносилась «Фрейденберг». По некоторым сведениям, этот человек был родом из Одессы. В тогдашней французской армии, пропитанной антисемитизмом и вообще очень скупой на чинопроизводство, еврей мог стать в 42 года полковником, лишь обладая какими-то исключительными способностями. (Потом Фредамбер сделает блестящую карьеру и в начале Второй мировой войны будет командовать армией. Умрет лишь в 1975 году, почти столетним, пережив всех других деятелей нашей Гражданской войны.)
Фредамбер, или Фрейденберг, уже в генеральские годы
Каким-то образом граф Делафар сумел настроить Фредамбера против белогвардейцев, так что в критический момент полковник настоял на эвакуации французских войск, в результате чего город был захвачен красно-зелеными. (Впоследствии за это самоуправство Фредамбер даже попал под суд.) Я читал любопытные, но сомнительные байки о том, что Делафар влиял на полковника через актрису Веру Холодную или же дал ему огромную взятку (вот вам и бриллианты в сапожном креме). Не верю. Иначе всемогущий полковник как-нибудь отмазал бы своего сообщника, когда контрразведка до него все-таки добралась.
А. Н. Толстой, пересказывая беседу с белым контрразведчиком Ливеровским, которого потом вывел в «Ибикусе», описывает гибель графа Делафара следующим образом (интересно сравнить с тем, как это описано в повести): «Темной дождливой ночью Делафара везли на моторке на баржу № 4 вместе с рабочим, обвиненным в большевистской агитации, и уголовником Филькой. Первым поднимался по трапу рабочий. Конвойный, не дожидаясь, пока он поднимется на баржу, выстрелил рабочему в голову, и он скатился. Филька, пока еще был на лодке, снял с себя крест и попросил отослать по адресу. Когда же взошел на баржу, сказал – это не я, и попытался вырваться. Его пристрелили. Делафар дожидался своей участи в моторке, курил. Затем попросил, чтобы его не застреливали, а утопили. Делафара связали, прикрепили к доске и пустили в море. Вот и все, что я знаю…»
Не захотел, стало быть, наш граф умирать прозаически, как рабочий и уголовник. На доске, в море. Поэт. 24 года ему было.
Какое я из этой грустной истории вывожу moralité?
Когда читал про романтического графа Шамборена в юности, думал: как всё это красиво. Хорошая все-таки вещь – революция. Влюбила в себя множество удивительных людей, подарив каждому звездный час, и еще больше людей обыкновенных, сделав их удивительными. Неважно, сколько жить, важно – как. И прочее, соответствующее возрасту.
В нынешние же свои годы думаю: какая гадость эта ваша революция. Если б не заморочила юноше голову, получился бы хороший литературный переводчик, о ком твердили б целый век: N. N. прекрасный человек. Любовников ей, стерве несытой, подавай, да еще молодых, и побольше. «Скажите: кто меж вами купит ценою жизни ночь мою?» И ведь сколько во все времена находилось желающих. Добро б еще ночь манила сладострастьем. А то ведь грубые лапы конвойных, пошляк ротмистр, запах мазута от грязной воды, веревки, мокрая доска…
Личные вещи-2
Вот еще артефактик, который действует на меня стимулирующе:
Друзья и знакомые часто дарят мне ежегодники, путеводители, телефонные или адресные книги дореволюционной эпохи, зная, что я собираю справочную литературу этого рода. И вот однажды, перелистывая только что полученную книгу-календарь 1908 года, я обнаружил между страниц засушенный лист и несколько стебельков – очевидно, кто-то наскоро сорвал и сунул в качестве закладки. Именно такие эфемерные фрагменты навсегда ушедшего времени сильней всего на меня и действуют. Вставил в рамочку, под стекло. Когда я останавливаюсь перед этой немудрящей инсталляцией, меня буквально утягивает туда, в давно минувшее лето. Из триллионов листьев и стебельков, росших на лугах и полях 1908 года, уцелели только эти и теперь живут у меня дома. Они – органическое доказательство того, что всё было на самом деле: в России первый кинофильм «Стенька Разин» и Тунгусский метеорит, в Мессине землетрясение, в Боливии застрелены Бутч Кэссиди и Сандэнс Кид…
А это отрывной календарь за 1918 год:
Он был напечатан в одном мире – с указанием всех церковных праздников, с дурацкими анекдотами про кокэток, с домашними фокусами («ландыш из стеарина»), с кулинарными рецептами («Возьмите средней жирности каплуна»), – а жить по нему пришлось в совсем другом мире, где расстреливали заложников, где по IV категории, в соответствии с принципом «кто не работает, тот не ест», выдавали полфунта черного хлеба в день.
На календаре последний оторванный листок – 1 февраля. Дальше – ясно. Семья снялась из Москвы, поехала на Юг, спасаться от большевиков. Умные люди, не стали дожидаться, что будет дальше. Смотрю на календарь и пытаюсь угадать, увидеть, что с ними потом стало. Убиты? Умерли от тифа? Выбрались в эмиграцию?