Северный гамбит

Ну а что будет после меня — атомная война или коммунистическая революция — мне абсолютно всё равно. У меня нет семьи и детей, нет отечества, нет веры в святую идею. Всё мое — уйдет вместе со мной. И потому я легко могу сказать, как тот французский король — после нас хоть потоп.

Лазарев Михаил Петрович. Подводная лодка «Воронеж». Норвежское море, к запалу от Нарвика

Быть лесником, который всех разгоняет, тоже непросто. Вопрос, а что лесник с этого будет иметь? А значит, надо выбрать время, когда начинать, ну и решить, конечно, с кого начинать.

— Ну и здоров, собака!

— Ты что, Григорьич, разве это «здоров»? Всего-то на тридцать килотонн тянет, в наше время «Нимиц» в три раза крупнее был.

На экране кадр, зафиксированный на видео в короткие секунды подъема перископа: американский авианосец типа «Эссекс», их самый массовый в эту войну (не считая эскортников). В кадр попал даже самолет, взлетевший с палубы. Бомбят Нарвик, пока без особого успеха. Ну а мы пока тихо-мирно ходим себе в глубине. Подвсплыли вот, глянули, что точно, они, без ошибки, и снова на триста метров вниз. Пока приказа не было — ждем.

— Судя по тому, что нет команды, гэдээровцы еще держатся. Хотя пиндосы явно ведут — интересно, с каким счетом?

— Товарищи офицеры! — это наш «жандарм». — Еще не хватало такое при экипаже сказать! Чтобы они к нашим злейшим врагам, как к почти союзникам относились? Война не кончена еще!

— Так, тащ комиссар третьего ранга, это мы в будущем времени, — не растерялся Петрович, — поскольку те из фрицев, кто не будут гэдээровцами, не будут вообще. А насчет того, кто тут у нас союзники, так ведь… хм!

— Товарищ капитан первого ранга, пока приказа нет, они для нас союзники, — отрезал Кириллов. — А вот когда придет, тогда и будем думать.

Несколько раз в сутки мы всплываем на перископную для сеанса связи. Сначала поднять антенну радара, убедиться, что не крутится над нами самолет, затем аппаратура ЗАС выстреливает в эфир сжатый пакет — сообщение, что у нас всё хорошо и одновременно «квитанция», что мы на связи, слушаем. Там, на берегу, эту волну должны отслеживать постоянно — и через несколько секунд нам прилетает их пакет информации, более объемный и повторяемый два раза, как положено при передаче на подлодку. Там оперсводка обстановки на театре в той мере, в какой ее надо знать нам, и приказ. Одно кодовое слово из трех.

Или пока мир. Тогда мы просто тень в океане, нас нет, мы мираж. Готовый легко и быстро перейти в другое состояние.

Или «ограниченная» война. Тогда мы аккуратно бьем авианосцы, не насмерть, но чтобы повредить, лишить их возможности продолжать операцию — как тогда «Айову». И не возбраняется после подвсплыть и скинуть в эфир сообщение от «немецкой» лодки, координаты жирной и подбитой дичи. Для «Айовы» это окончилось печально, но наша совесть чиста, мы-то тут при чем?

Или «полная» война. Не подранивать, а убивать насмерть. И после опять же сообщение… Ну, а что будет после с лодкой U-675, истребившей цвет американского флота, отчего она, сообщив о победе как положено, своим шифром и кодом на установленной радиоволне, так и не вернулась домой — знает лишь бог Нептун. И мы, конечно — потому что мы потопили эту лодку три дня назад. По подсказке с берега вышли в примерный район, откуда эта субмарина последний раз выходила на связь, прошлись зигзагом, акустикой засекли цель. Ночью, сблизившись на две мили, подняли антенну и стали передавать «междулодочным» шифром: «Вызываем 675-ю, ответьте», — свои позывные неразборчиво. Вот вышло бы, если это другая лодка, а после на берегу очень удивились бы, как это раздвоилась U-675, и кто передает от ее имени? Но немцы ответили — и получили две торпеды. Спасшихся быть не должно — в радиусе десятков миль не было слышно ни одного судна, а вода холодная. Так что наша «легенда» лишь момента ждет перейти из виртуальности в реальность.