Северный гамбит

— Михаил Петрович! — вмешивается Кириллов. — Я бы очень не рекомендовал вам этого делать. Он живым пока нужен — кто доложит, что авианосец потоплен именно немецкой подводной лодкой? Чтобы доказательства были, свидетельства всего экипажа, награды. Если же хоть какая-то информация пройдет, что мы были в этом районе в это время, у СССР будут большие проблемы. Вы знаете, что я в морские дела обычно не вмешиваюсь своей властью, но сейчас именно тот случай. И скажите, что вы будете делать со свидетелями, что немецкая подлодка была потоплена кем-то? Сами всплывете и прикажете перестрелять? Спасти их вы при всем желании не можете, а нашей стране навредите по-крупному. В конце концов, это не наши люди, и мы за них не отвечаем! Да и после такого немцы вряд ли будут в последние победные дни в плен к союзникам прорываться с боем через нас, как в вашей истории было.

Ну, раз ты «око государево»… Но никто не запретит мне приказать акустику записать подробный «портрет»-сигнатуру именно этой лодки. Поскольку я не забуду, и в следующий раз живым тебя не отпущу.

Уходим на восток. Ближе к Нарвику — тут нам делать больше нечего.

А в это время в Берлине…

…проходили шведско-германские переговоры. Мероприятие настолько рутинное, что даже не засекреченное от широкой публики — в газетах было написано, что обсуждаются вопросы продления торгового соглашения. Более посвященные слышали, что тема здесь политическая, фюрер недоволен двурушнической политикой шведов и намерен потребовать от них определиться со стороной: с кем вы, с нами или с врагом? Но даже не все прямые участники переговоров знали, что успех или провал их определяется здесь и сейчас, на Принц-Альбрехтштрассе, в беседе рейхсфюрера (официально в германскую делегацию не входившего) и человека, имевшего в шведской делегации далеко не самый значительный чин. И что было забавно, спор велся как раз о торговле.

Гиммлер написал на бумаге цифру. Швед прочел и пожал плечами.

— Господин рейхсфюрер, вы торгуетесь прямо как представитель весьма нелюбимого вами народа.

— Истинно немецкая бережливость. Или вы думаете, эти деньги будут лишними в казне Рейха?

— Боюсь, сумма не покроет даже моих накладных расходов. Жилье, кормежка, перевозка товара. И конечно, типография.

— Не прибедняйтесь, граф! Насколько мне известно, все ваши расходы оплатит шведское правительство.

— Герр рейхсфюрер, я имею в виду именно накладные расходы. И никак не могу расплачиваться шарикоподшипниками, или что там еще вы вытребовали у нашей бедной страны. Чтобы всё организовать, мне потребуются деньги, и немалые. Я, конечно, имею некоторую сумму, но предполагалось, что в дальнейшем на технические нужды пойдет некоторая часть доходов нашего совместного предприятия.

— Граф, я готов пойти вам навстречу. Типографские услуги не будут стоить вам ничего. Вы получите столько бланков этих Schutz-Pass, «временных удостоверений», сколько вам потребуется — поверьте, что наши печатники справятся с вашим заказом. И вы получите документальное подтверждение для вашего правительства любой суммы ваших затрат по этой статье — укажите лишь, сколько вписать. Точно так же и с жильем — кстати, вы думаете, скрывающиеся от гестапо евреи будут излишне требовательны к апартаментам? Хотя вы вправе предоставить отчет, что селили каждого исключительно в люксовых номерах — мы и это документально подтвердим.

«Догадается, — подумал Гиммлер, — идеалисты дипломатами не бывают. Но таковы правила игры, он играет роль, о которой я знаю, и он знает, что я знаю. Зато как это выглядит со стороны — бескорыстное спасение от смерти тысяч евреев! Второе дно, о котором не известно публике, что всё было совсем не бескорыстным. Кто-нибудь верит в существование такого явления, как „бедный еврей“? Причем мы возьмем плату дважды: не только с самих барашков за их чудесное спасение от бойни, но и со Шведского королевства за это же самое. Возьмем подшипниками и еще чем-то, без чего не может крутиться машина войны. Но есть и третье дно: подлинные шведские документы. Бумажка, конечно, но если сами шведы признают их законность, это какие возможности для агентуры! Если печатать эти бланки будем мы, подписи-печати — вопрос технический. Это будет объяснение для самого фюрера, излишне щепетильного в еврейском вопросе. Ну и последнее, главное дно этой шкатулки секретов…»

— Последний вопрос, господин рейхсфюрер. Количество товара? Боюсь, его осталось не слишком много, и если вы будете еще продолжать изъятие…

— Граф, ну вы же хотите, чтобы барашки сами бежали к вам за избавлением от страшной и неминуемой смерти? И в крайнем случае, если не хватит товара на воле, вы же можете и в лагерь приехать с вопросом, нет ли тут шведских подданных. Или прямо с этапа, с перевозки — вот только предварительно согласуйте, а то конвой, не разобравшись, может и огонь открыть, поверьте, искренне не хотелось бы, чтобы с вами что-то случилось.