Читаем Северный крест полностью

Подведемъ итоги нашего разсмотрѣнія гностицизма какъ мірового явленія. Общимъ для всѣхъ или почти всѣхъ гностиковъ является: дуализмъ, большій или меньшій акосмизмъ, докетизмъ относительно Христа, невѣріе въ тѣлесное его воскресеніе и отрицаніе онаго, отрицательное отношеніе къ Ветхому Завѣту и духу Яхве, разумѣемаго злымъ деміургомъ, равно какъ и къ матеріи, разумѣемой зломъ, трехчастное дѣленіе человѣка, или трихотомія (духъ – душа – тѣло, чему соотвѣтствуютъ слѣдующіе типы – пневматикъ (какъ тотъ, кто обладаетъ и обладаемъ духомъ) – психикъ – гиликъ); иное отношеніе къ женщинѣ, значимость женскаго начала (именно милостью Евы Адамъ пробуждается ото сна и обрѣтаетъ знаніе, гносисъ). Христосъ какъ идеальный пневматикъ не могъ имѣть ту же плоть, что и смертные: отсюда докетизмъ; плоть его есть лишь видимость плоти. Лежащій во злѣ и попросту убожествѣ міръ никакъ не долженъ быть связанъ съ Отцомъ и міромъ плеромы: отсюда ученіе о злой матеріи, матери всего зримаго, и деміургѣ – какъ ея создателѣ, неосознанно смѣшавшемъ верхнія и нижнія сферы; при томъ въ цѣломъ западные гностики вполнѣ въ духѣ античной философіи понимали матерію какъ нѣчто отвлеченное, призрачное, косное и пассивное, а гностики восточные – какъ живое злое существо. Люди же, имѣя въ себѣ искру тамошнюю, не могли не стремиться слиться съ тамошнимъ: нуждались въ спасеніи и спасителѣ. Высшія существа не могли мириться съ такимъ положеніемъ дѣлъ, согласно которому искра страждетъ въ лабиринтахъ зла и тьмѣ матеріи, а тяга къ горнему и тоска по нему ничѣмъ не утоляется. Потому нисходитъ одинъ изъ высшихъ эоновъ – Христосъ; въ нисхожденіи своемъ онъ принимаетъ кажущееся тѣло и соединяется съ человѣкомъ Іисусомъ, оставляя его при крестныхъ его мукахъ. Христосъ сообщаетъ избраннымъ о стезяхъ подлинныхъ, о путяхъ неложныхъ и обо всѣхъ тайнахъ; онъ учитъ ихъ гносису: сокровенному знанію. Гностики считали человѣка микрокосмомъ, состоящимъ изъ трехъ частей: духа, души и тѣла; въ соотвѣтствіи съ члененіемъ этимъ дѣлили людей на три типа, сообразно тому, что въ человѣкѣ преобладаетъ и задаетъ тонъ въ бытіи: на пневматиковъ, людей духа, психиковъ, у которыхъ горнее смѣшивалось съ дольнимъ, духъ съ плотью, и гиликовъ («иликовъ» въ болѣе новомъ произношеніи), людей плоти и матеріи, коимъ вовѣкъ не спастись. Вопросъ о спасеніи отъ узъ матеріи и плоти рѣшался двояко: одни пѣстовали строгій аскетизмъ (Саторнилъ, Маркіонъ); иные – въ духѣ либертинизма (николаиты и офиты, Карпократъ и послѣдователи его), побѣждая плотью плоть, чувственностью чувственность, не борясь съ плотью, но её презирая. Однако добавимъ насчетъ второго: у современныхъ изслѣдователей гностицизма (напримѣръ, Дж. Мид и позднѣе Ст. Хеллеръ и пр.) большія сомнѣнія насчетъ не только практическаго, но и теоретическаго либертинизма: Ириней и иные отцы наговариваютъ на Карпократа и пр. гностиковъ въ цѣляхъ ихъ дискредитаціи. Итакъ, появленіе гносиса какъ явленія – II–I вв. до Р.Х., христіанскаго гносиса – I вѣкъ, расцвѣтъ его – II вѣкъ, далѣе стремительный упадокъ, съ III–IV вв. гносисъ существуетъ какъ малая традиція. Многое въ исторіи гностицизма безвозвратно утеряно, смыто водами Леты, но то, что гносисъ распространялся съ Востока на западъ, есть фактъ. Также фактъ, что въ гностицизмѣ преобладаетъ не западный, но восточный духъ. – Гностицизмъ послѣ того какъ пересталъ былъ широкимъ явленіемъ, оставался явленіемъ глубокимъ, ставъ «малой традиціей»; такъ или иначе онъ всплывалъ въ европейскомъ культурномъ пространствѣ многажды въ томъ или иномъ видѣ: помимо многочисленныхъ ересей, представляющихъ собою искаженное исконно-гностическое ученіе (они – гносисъ, ибо обрѣтены милостью гносиса и сами суть гносисъ, но не гностицизмъ исконный; они – гносисъ, который есть отголосокъ и тѣнь гностицизма), онъ такъ или иначе просачивался и черезъ философію (хотя бы и – снова – въ искаженномъ видѣ и въ той или иной степени): сложно не увидѣть гностическое измѣреніе у Беме, вообще у нѣмецкихъ мистиковъ, у Вольтера, Гете (рѣчь идетъ о его «Фаустѣ»), Толстого, Блейка, Йейтсъ, Гессе, Юнга; напомнимъ, зримые ростки гностическаго ученія были и въ русской мысли Серебрянаго вѣка; трудно не увидѣть гностическое измѣреніе и въ экзистенціализмѣ.

* * *
Перейти на страницу:

Похожие книги

Черта горизонта
Черта горизонта

Страстная, поистине исповедальная искренность, трепетное внутреннее напряжение и вместе с тем предельно четкая, отточенная стиховая огранка отличают лирику русской советской поэтессы Марии Петровых (1908–1979).Высоким мастерством отмечены ее переводы. Круг переведенных ею авторов чрезвычайно широк. Особые, крепкие узы связывали Марию Петровых с Арменией, с армянскими поэтами. Она — первый лауреат премии имени Егише Чаренца, заслуженный деятель культуры Армянской ССР.В сборник вошли оригинальные стихи поэтессы, ее переводы из армянской поэзии, воспоминания армянских и русских поэтов и критиков о ней. Большая часть этих материалов публикуется впервые.На обложке — портрет М. Петровых кисти М. Сарьяна.

Амо Сагиян , Владимир Григорьевич Адмони , Иоаннес Мкртичевич Иоаннисян , Мария Сергеевна Петровых , Сильва Капутикян , Эмилия Борисовна Александрова

Биографии и Мемуары / Поэзия / Стихи и поэзия / Документальное
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия
Полет Жирафа
Полет Жирафа

Феликс Кривин — давно признанный мастер сатирической миниатюры. Настолько признанный, что в современной «Антологии Сатиры и Юмора России XX века» ему отведён 18-й том (Москва, 2005). Почему не первый (или хотя бы третий!) — проблема хронологии. (Не подумайте невзначай, что помешала злосчастная пятая графа в анкете!).Наш человек пробился даже в Москве. Даже при том, что сатириков не любят повсеместно. Даже таких гуманных, как наш. Даже на расстоянии. А живёт он от Москвы далековато — в Израиле, но издавать свои книги предпочитает на исторической родине — в Ужгороде, где у него репутация сатирика № 1.На берегу Ужа (речка) он произрастал как юморист, оттачивая своё мастерство, позаимствованное у древнего Эзопа-баснописца. Отсюда по редакциям журналов и газет бывшего Советского Союза пулял свои сатиры — короткие и ещё короче, в стихах и прозе, юморные и саркастические, слегка грустные и смешные до слёз — но всегда мудрые и поучительные. Здесь к нему пришла заслуженная слава и всесоюзная популярность. И не только! Его читали на польском, словацком, хорватском, венгерском, немецком, английском, болгарском, финском, эстонском, латышском, армянском, испанском, чешском языках. А ещё на иврите, хинди, пенджаби, на тамильском и даже на экзотическом эсперанто! И это тот случай, когда славы было так много, что она, словно дрожжевое тесто, покинула пределы кабинета автора по улице Льва Толстого и заполонила собою весь Ужгород, наградив его репутацией одного из форпостов юмора.

Феликс Давидович Кривин

Поэзия / Проза / Юмор / Юмористическая проза / Современная проза