Читаем Северный крест полностью

Новый правитель, Касато – послѣ того какъ его попытка заключить миръ съ возставшими кончилась неудачею, о чёмъ и сама Исторія не вспомнитъ въ подробностяхъ, – въ борьбѣ съ возстаніемъ началъ съ рѣшительныхъ дѣйствій: первымъ дѣломъ попросилъ помощи у фараона, отдавъ тому нѣкоторое число рабовъ и иныхъ ремесленниковъ изъ числа наиболѣе цѣнныхъ, полусвободныхъ и работавшихъ на государство, Повара Всего Крита (случись сейчасъ Имато, мертвому Имато, узнать объ этомъ – онъ самое малое упалъ бы въ обморокъ, но того вѣроятнѣе, что упавши въ обморокъ, онъ уже никогда бъ не возсталъ), невеликое множество драгоцѣнностей мѣстной работы (ихъ онъ отдалъ нехотя, съ долгимъ торгомъ, какъ всегда было принято на Востокѣ; сторговались на замѣтно меньшей суммѣ), о которыхъ мы уже вели рѣчь, и въ придачу къ нимъ вино да елей; однако отмѣтимъ, что прибыло на Критъ не все обѣщавшееся воинство фараона, а лишь большая его часть; египтяне сіе объясняли тѣмъ, что часть воинства ихъ погибла въ кораблекрушеніи, рожденномъ небывалымъ штормомъ; море къ юго-востоку отъ Крита нѣкоторое время еще называли Горькимъ моремъ. Помимо сего куплена была множество оружія, привезенное съ Востока въ обмѣнъ на вино, масло оливъ и цѣнныя породы деревьевъ. Этимъ Касато не ограничился: провелъ преобразованія воинства – съ цѣлью увеличенія боевого духа его; мы не знаемъ подробностей ихъ проведенія и даже сути ихъ, но извѣстно, что они были жестоки для братьевъ критскихъ, число коихъ нѣкимъ образомъ уменьшилось, а военные навыки возросли; военачальника, съ недавнихъ поръ бывшаго главнокомандующимъ, не то казнилъ смертью, не то сослалъ навѣки въ непробудное рабство. О военачальникѣ новомъ было извѣстно, что онъ пользовался если не любовью, то уваженіемъ, ибо уваженіе на Критѣ той поры всегда зачиналось страхомъ и было родственно послѣднему по самой своей сущности; страхъ, глаза котораго велики, не перенесся, однако, на возставшихъ. Такъ онъ училъ ратниковъ своихъ: «Эй, гожіе къ службѣ, чинно ступаемъ, чинно, разъ-два, сволочь…вотъ такъ мечъ держать, дурачина, ровнѣе…быстрѣе, разъ-два…руби ворога вотъ такъ, разъ-два…я научу васъ бранной жизни…кто не могетъ, того самъ буду кнутомъ нещадно бить, аки татей… будете у меня пить воду морскую». Подобныя рѣчи часто слышны были. Извѣстно также, что Касато приказалъ использовать въ борьбѣ съ окаянными мятежниками не только всю имѣющуюся конницу, но и поверхъ сего повелѣлъ высочайшимъ указомъ сыскивать всѣхъ коней критскихъ и сгонять ихъ къ кносскому Дворцу, дабы увеличить число всадниковъ. Также въ кратчайшіе сроки онъ дотолѣ вооруженное пращами и луками критское войско вооружилъ наспѣхъ изготовленными обоюдоострыми сѣкирами: оружіе въ видѣ самаго священнаго символа минойскаго Крита – Лабриса – должно было поднять боевой духъ критскихъ братьевъ; сему служило и созданное на скорую руку напечатлѣнье восьмерки на щитахъ солдатъ, которая, какъ и Лабрисъ, означала плавное перетеканье круговорота природы, безконечное ея становленіе, божественные ея плавность, незавершенность, текучесть; съ оной поры всё болѣе и болѣе переставалъ быть Лабрисъ символомъ, лишь символомъ: всё меньше изображали его и всё больше изготовляли. Но главнымъ повелѣніемъ Касато было то, что и критскіе братья, и конница стали лишь вспомогательными войсками: главную роль отводилъ онъ египетскимъ воинствамъ. Такимъ образомъ, если ранѣе перевѣсъ силъ былъ на сторонѣ возставшихъ, то отнынѣ былъ онъ на сторонѣ правительственныхъ войскъ. Къ сказанному добавимъ: по манію Касато принесли и нѣсколько человѣчьихъ жертвъ числомъ не то въ 6, не то въ 9 мальчиковъ и во столько же дѣвочекъ изъ числа критянъ: всё – ради побѣды. И послѣднее, что извѣстно: Касато отдалъ приказъ не записывать ни о ходѣ возстанія, ни о борьбѣ съ нимъ: до окончательной побѣды.

Денно и нощно горѣлъ огнь градскій на Критѣ, но нынѣ государство въ бѣдахъ бытовало и было осквернено: возстаніемъ. И былъ затушенъ повелѣніемъ Касато огнь градскій, доселѣ негасимый и почитавшійся возжженнымъ самою Матерью, а потому и отъ вѣка чистымъ: до подавленья нечестиваго мятежа и водворенія священнаго порядка.

* * *

Изъ дворца въ дворецъ посылали своихъ слугъ – мужей, дабы предупредить объ опасности. Рѣдко кто изъ нихъ достигалъ своего назначенія: гонцовъ узнавали и убивали либо сами возставшіе, либо жители окрестныхъ селеній, бывшихъ, какъ правило, въ большей мѣрѣ или мѣрѣ меньшей – въ силу страховъ, леденившихъ ихъ дерзновеніе – на сторонѣ возставшихъ. Жители самое малое сочувствовали дѣлу ихъ и тайно отъ властей помогали имъ чѣмъ могли.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Черта горизонта
Черта горизонта

Страстная, поистине исповедальная искренность, трепетное внутреннее напряжение и вместе с тем предельно четкая, отточенная стиховая огранка отличают лирику русской советской поэтессы Марии Петровых (1908–1979).Высоким мастерством отмечены ее переводы. Круг переведенных ею авторов чрезвычайно широк. Особые, крепкие узы связывали Марию Петровых с Арменией, с армянскими поэтами. Она — первый лауреат премии имени Егише Чаренца, заслуженный деятель культуры Армянской ССР.В сборник вошли оригинальные стихи поэтессы, ее переводы из армянской поэзии, воспоминания армянских и русских поэтов и критиков о ней. Большая часть этих материалов публикуется впервые.На обложке — портрет М. Петровых кисти М. Сарьяна.

Амо Сагиян , Владимир Григорьевич Адмони , Иоаннес Мкртичевич Иоаннисян , Мария Сергеевна Петровых , Сильва Капутикян , Эмилия Борисовна Александрова

Биографии и Мемуары / Поэзия / Стихи и поэзия / Документальное
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия