Умолкла грозная война!Конецъ борьбѣ ожесточенной!..На вызовъ дерзкой и надменной,Въ святынѣ чувствъ оскорблена,Возстала Русь, дрожа отъ гнѣва,На бой съ отчаяннымъ врагомъИ плодъ кроваваго посѣваПожала доблестнымъ мечомъ.Утучнивъ кровію святоюВъ честномъ бою свои поля,Съ Европой міръ, добытый съ боя,Встрѣчаетъ русская земля.Эпоха новая предъ нами.Надежды сладостной заряВосходитъ ярко предъ очами…Благослови, господь, царя!Идетъ нашъ царь на подвигъ трудныйСтезей тернистой и крутой;На трудъ упорный, отдыхъ скудный,На подвигъ доблести святой,Какъ тотъ гигантъ самодержавный,Что жилъ въ работѣ и трудахъ,И, сынъ царей, великій, славный,Носилъ мозоли на рукахъ!Грозой очистилась держава,Бѣдой скрѣпилися сердца,И дорога родная славаТому, кто вѣренъ до конца.Царю вослѣдъ вся Русь съ любовьюИ съ теплой вѣрою пойдетъИ съ почвы, утучненной кровью,Златую жатву соберетъ.Не русской тотъ, кто, путь неправыйВъ сей часъ торжественный избравъ,Какъ рабъ лѣнивый и лукавый,Пойдетъ, святыни не понявъ.Идетъ нашъ царь принять корону…Молитву чистую творя,Взываютъ русскихъ милліоны:Благослови, господь, царя!О ты, кто мановеньемъ волиДаруешь смерть или живишь,Хранишь царей и въ бѣдномъ полѣБылинку нѣжную хранишь:Созижди въ нёмъ духъ бодръ и ясенъ,Духовной силой въ нёмъ живи,Созижди трудъ его прекрасенъИ въ путь святой благослови!<…>Своею жизнію и кровьюЦарю заслужимъ своему;Исполни жъ свѣтомъ и любовьюРоссію, вѣрную ему!Не накажи насъ слѣпотою,Дай умъ, чтобъ видѣть и понятьИ съ вѣрой чистой и живоюНебесъ избранника принять!Храни отъ грустнаго сомнѣнья,Слѣпому разумъ просвѣтиИ въ день великій обновленьяНамъ путь грядущій освѣти!Ф.ДостоевскійЕдва я мигъ отдѣльный возвеличу,Вскричавъ: "Мгновеніе, повремени!" —Всё кончено, и я твоя добыча,И мнѣ спасенья нѣтъ изъ западни.ГетеБлизокъ Богъ
И непостижимъ;
Гдѣ опасность, однако,
Тамъ и спасеніе.
ГельдерлинъПрошло много лѣтъ послѣ описанныхъ событій. Критъ залѣчивалъ свои раны: милостью одного человѣка
, – вновь обрѣтая силу утерянную. Годины безначалія окончились. Въ одномъ изъ южныхъ дворцовъ критскихъ въ одну изъ годовщинъ побѣды надъ зломъ, какъ говаривали люди вящіе, состоялся одинъ примѣчательный разговоръ, освѣченный лучомъ закатнаго свѣтила, ворвавшимся чрезъ окна и павшимъ на лики, багрянымъ, кровянымъ. Окровавленными казалися оба, и зыбились тѣни обоихъ, длиннясь.– Отецъ, разскажи о несказанномъ, о страшномъ захватчикѣ, объ оскорбителѣ Крита, о томъ, какъ пали троны, о небывалой Волнѣ, о Бурѣ и сѣромъ пеплѣ, сковавшемъ добрыя наши земли на годины долгія, когда онъ по волѣ Судьбы не давалъ прорасти нашимъ деревамъ и травамъ, обрекая насъ на гладъ и нищету: ты вѣдь вѣдаешь: я сталъ мужемъ, я не юнецъ отнынѣ. Ты обѣщалъ…
– Да, я обѣщалъ. Но что о нёмъ говорить: онъ – призракъ, "духъ", нѣтъ его, нѣтъ. Нѣтъ и не было, – отвѣчалъ старецъ, и серебрились волосы его, и морщины прорѣзывали его лицо.
– Не было?
– Да, я обѣщалъ. Слово къ тебѣ было…было и есть…Но сможешь ли ты не передавать то, что ты услышишь, никому подъ страхомъ смерти и подъ знакомъ уваженія ко мнѣ?
– Клянусь, о Акеро.
– Ты и ранѣе клялся.
– Теперь это слово мужа, причащеннаго живой плоти дѣвъ.